Офицерская честь - стр. 10

– Мы отдаем его даром и к вашим поздравлениям прибавляем свои. Мы верим, что Бонапарт еще возвеличит Францию.

Баррас улыбнулся покоряющей улыбкой. Но в душу словно кто-то плюнул, когда подумал о себе: «Значит, я не могу прославить Францию». Любезно попрощавшись, он возвращался к себе. И не узнал Парижа. А произошло следующее: когда Директория уведомила Совет пятисот, как было сказано в бумаге, «с удовольствием, что генерал Бонапарт вернулся во Францию и высадился у Фрежюсе», зал заседания невозможно было узнать. Поднялась неистовая буря рукоплесканий, радостные крики, вопли восторга. Все Собрание народных представителей встало и долго выкрикивало приветствия. Когда, наконец, депутаты угомонились, вышли на улицу, и народ узнал о полученном сообщении. Столица внезапно как бы сошла с ума от радости. Везде: в театрах, в салонах, на улицах и домах повторялось имя Бонапарта. А к этому времени в Париж стали поступать известия о неслыханных встречах, которые оказывались генералу населением, начиная с юга. В Париже войска гарнизона вышли из казарм и с музыкой прошли по улицам города.

Ни Бонапарт, ни сопровождающие его лица не могли себе представить такую внезапную и грандиозную манифестацию в его честь. Все это укрепляло уверенность в правильности принятого им решения. Увидев такой небывалый настрой, в Париже зашевелился политический муравейник. Многие стали копаться в своей памяти, в поисках когда и какие услуги оказали генералу. К сожалению, таких было немного. Одним из них оказался Талейран. Да, почувствовав в нем восходящую звезду, он помогал ему организовать военный поход в Египет. Но главной своей заслугой Шарль считал другое. Это он помог ему найти женщину его мечты. При этой мысли он улыбался: перспективный генерал – его должник, а мерзавец Баррас, который не захотел его взять одним из директоров, наказан.

– Но… – остановил себя Талейран, – ставя все на карту, неплохо бы убедиться, что она не будет бита.

Ему захотелось более подробно разобраться в восходящей французской звезде. Не дай бог, будет перебор. Шарль не ошибся и в другом, когда в разговоре с Баррасом сказал, что газетчики все вывернут наружу. Так и случилось. Уже к вечеру газеты пестрели такими заголовками: «Генерал успешно шествует по новому “Карнизу”»[2], «Слава победителю Держанто!», «Слава победителю Виктора-Амедея!», «Мы помним победу под Лоди», «Слава победителю Вурмзера и Альвинцы!» Газеты с такими заголовками кипами ложились на стол Барраса. Заголовки напоминали ему, как и многим другим, блестящие страницы недавней истории Франции, творимые Бонапартом! Кто-кто, а Баррас хорошо помнил, как вел себя победитель монархического мятежа 13 вандемьера. Внутренний враг был разбит, но положение Франции не становилось более спокойным. Ей по-прежнему угрожала, может быть, даже сильнее, чем внутренние враги, старая коалиция, в которую входили: Австрия, Англия, Россия; королевства: Сардиния, обеих Сицилий, Бавария, Вюртемберг и другие. И эта угроза не давала спокойно жить. И обе стороны готовились к решительной схватке.

Стратеги считали, что главным театром воен-ной кампании будет западная и юго-западная Германия. Там французы под руководством генерала Моро готовили армию, отдавая ей все. Бонапарт же, вопреки мнению военных светил, стал настаивать на организации вторжения из южной Франции, где Директория, на всякий случай, держала армию, хотя про нее и говорили, что «это сброд вперемежку с оборванцами». Ей отводилась роль пугала для австрийцев. Это предложение Бонапарта было хорошо тем, что заставило венский двор раздробить свои силы, отвлечь внимание от предстоящего главного театра военных действий. Так как к этой армии относились «наплевательски», то, по существу, там не было и главнокомандующего. Баррас вспомнил, как к нему пришел Лазар Карно, член Директории, и предложил на эту должность Бонапарта. Сегодня Баррас кусал себе губы, что сам не сделал этого, а потом, одумавшись, стал утверждать, что это было… его предложение. Вспомнил он и другое: Бонапарт принял предложение и уже на третий день после женитьбы на любимой женщине выехал к армии. «Да, женитьба! И кто это так ловко подстроил, что он так быстро получил такую женщину. Не иначе Шарль… Перигор… ловкач. Нет, хорошо, что я его не взял к себе». Баррас никак не мог забыть обиды. Но и винить Бонапарта не хотел, откуда он мог знать… «Да он и меня спас, нет у меня на него зла. Однако каков молодец! Рвался Бонапарт к настоящему делу. И нужно сказать, оно ему удалось».