Офицер Красной Армии - стр. 11
– Как так? – спросила бабушка и вышла на крыльцо, больше не прячась за дверью. Теперь я смог её разглядеть. Хотя смотреть там было не на что, обычная старушка в чёрном платке и старой серой одежде с когда-то белым передником.
– Побил я их. В хате у Ирины Васильевны лежат. Я что к вам зашёл, у вас банька натоплена… Разрешите воспользоваться? – Конечно-конечно, – засуетилась старушка. – Сейчас я её подтоплю.
– У меня ещё одна просьба. Вы не подскажете, в каком доме жили немецкие приспешники и где содержат пленного лётчика?
– Ванька! – вдруг закричала старушка. – Ванька! Подь сюды!
В хате что-то упало, и через несколько секунд на пороге появился паренёк лет шестнадцати-семнадцати на вид.
– От этих прячу. Увезти его хотели, – пояснила мне старушка и тут же скомандовала пареньку: – Помоги командиру.
– Хорошо, бабушка, – кивнул тот. – Пойдемте, товарищ капитан.
– Старший лейтенант. Это не мой френч, – поправил я его, а когда мы отошли от дома, спросил: – Как бабку-то зовут?
– Глафира Ивановна. А меня Иваном Ранет. Курсант артиллерийской школы Иван Ранет, – вдруг вытянувшись сообщил паренёк. – Товарищ старший лейтенант, заберите меня с собой. Я хорошо стреляю.
– А бабушка? Как ты вообще тут оказался?
– Эшелон, на котором нашу школу эвакуировали, разбомбило. Меня контузило и в ногу ранило осколком, когда лечился в госпитале, попал в окружение. Недалеко отсюда. Вот и добрался. Трудно было с раненой ногой-то, но смог, подвозили на телегах… А бабушка поймёт. Она у меня, вон, видели, какая? Бригадиром была. Только этих боялась, они ведь, как бандиты, во всё стреляли. Вечером и ночью запрещали выходить из домов. Троих убили. Деда тоже, вот бабушка и боится за меня… А я всё равно к фронту уйду. Два месяца уже ночами хожу, ногу разрабатываю. Я и форму сохранил, до бабушки в гражданской добирался, тогда тут везде немцы были.
– Посмотрим, – рассеянно ответил я, останавливаясь у калитки и спрашивая: – Этот дом?
– Этот. Я близко не подходил, издалека смотрел, да и то ночью. Прятался, они шестерых из деревни отправили в Германию, молодых отлавливали. Тут дом, конюшня и два сарая. Где держат лётчика, я не знаю. У них псина во дворе очень злая, сразу гавкать начинает, так что не подберёшься. Подачки не берёт.
– У них лошадь есть? – заинтересовался я.
– Даже две, и корова ещё. У соседей отобрали.
– Корову вернём.
Совсем уже стемнело, хотя из-за низких свинцовых туч и так ничего не было видно, когда я, откинув щеколду, вошёл во двор и направился к дому, держа в руках револьвер. Сбоку зазвенела цепь, и Иван испуганно дёрнулся в сторону. Раздалось глухое рычание.
– Не бойся. Цепь короткая, не достанет, – сказал я, мельком посмотрев на пса.
Здоровая псина стояла у собачьей будки и недобро поглядывала на нас, но нападать не спешила, так и пропустив к дому. Подойдя к крыльцу, я прислушался.
– Стой тут и не шуми, – тихо велел я Ивану.
Сбросив с плеча ношу – оружие и ремни с боезапасом, оставил горбом на спине мешок и, держа наготове «наган», скользнул в неосвещённую хату.
Когда я вышел, Иван, державший в руках карабин, испуганно дёрнулся от неожиданности, отчего пришлось перехватывать оружие за ствол, чтобы тот не ткнул им меня.
– Оружие – это не игрушки, – сказал я, но карабин забирать не стал.