Офицер и шпион - стр. 44
Я не знаю, что ответить. Снова разглядываю семь строк послания. Я восемь месяцев читаю записки и черновики Шварцкоппена и теперь знаком с его почерком, а этот правильный и строгий шрифт не похож на тот, каким пишет он. Напротив, почерк слишком правильный и строгий, чтобы быть обычным. Такие буквы можно увидеть на официальном приглашении, похоже, почерк изменен намеренно. Оно и понятно, думаю я: если ты офицер иностранной державы и держишь связь с агентом с помощью открытой почты в стране потенциального противника, то ты должен принять хотя бы минимальные меры, чтобы скрыть свою руку. Тон послания раздраженный, властный, взволнованный: он подразумевает кризис в отношениях. Трубы пневматической связи, проложенные по сточной системе Парижа, могут доставить телеграмму с такой скоростью, что через час или два она уже будет в руках у Эстерхази. Но риск все же существует, и, вероятно, поэтому Шварцкоппен, аккуратно написав свое послание – и потеряв пятьдесят сантимов на покупку бланка, – все же решает не отправлять его, рвет на кусочки и бросает в корзинку для мусора.
– Это послание явно имеет высокую степень важности. Если он не отправил его телеграммой, то каким образом?
– Может, у него был еще один бланк, – предполагает Лот. – Письмо?
– Остальные материалы вы просмотрели?
– Нет еще. Занимался этой «пти блю».
– Хорошо. Просмотрите их, может быть, там обнаружится еще какой-нибудь черновик.
– А что будем делать с этой пневматической телеграммой?
– Предоставьте это мне. И никому о ней не говорите. Ясно?
– Да, полковник! – Лот отдает честь.
Он уходит, а я говорю ему вслед:
– Да, вы хорошо поработали.
После ухода Лота я встаю у окна и смотрю на министерскую резиденцию по другую сторону сада. Я вижу свет в кабинете министра. Можно легко пройти к нему и сообщить о нашем открытии. По меньшей мере я мог бы встретиться с генералом Гонзом, моим непосредственным начальником. Но я знаю: сделай я так – и я потеряю контроль над расследованием, которое еще и начаться-то не успело, мне не позволят и шага ступить без предварительной консультации. И потом, возникает опасность утечки. Пусть наш подозреваемый всего лишь скромный майор в третьеразрядном полку в гарнизонном городке, но Эстерхази – имя звучное в Центральной Европе, может быть, кто-то в Генеральном штабе сочтет своим долгом предостеречь семью. Поэтому пока будет разумно придержать информацию.
Я возвращаю «пти блю» в папку и запираю в своем сейфе.
На следующий день Лот снова заходит ко мне. Он работал вчера допоздна и склеил черновик еще одного письма. К сожалению, как это нередко случается, Огюст не смогла собрать все клочки – отсутствуют слова, даже целые куски предложений. Я читаю, а Лот смотрит на меня.
Для доставки консьержем
Мсье!
Сожалею, что не мог поговорить лично… о деле, которое… Мой отец только что… средства, необходимые для продолжения… на оговоренных условиях… Я объясню вам его резоны, но должен начать с откровенных слов о том… ваши условия неприемлемы для меня и… результаты, которые… путешествия. Он предлагает мне… поездку, относительно которой мы могли бы… мои отношения… для него до настоящего времени несоизмеримо… я потратил на путешествия. Суть в том… поговорить с вами как можно скорее.
С этим письмом я возвращаю вам наброски, которые вы передали мне на днях: это старые варианты.