Офелия и янтарные хроники - стр. 13
– Так вы путешествуете во времени или как? – спросила я.
Серьёзно? Путешествие во времени?
К счастью, тётя Бланш решительно покачала головой:
– Конечно, мы не можем путешествовать во времени. Однако вместе с ним – очень даже. К примеру, мне 138 лет, а Жаку в следующем месяце исполнится 217.
Так.
Передохнём.
«Бессмертие?» – раздался вопль где-то в глубине моего мозга. БЕССМЕРТИЕ?
– Но… – Я дышала так тяжело, что мои ноздри заметно раздувались. – Прошу прощения, но… Как?
По спине и между лопаток поползли мурашки. Может быть, разумнее сбежать из отеля и сесть на ближайший поезд до Берлина? С другой стороны, я так и не получила ответов на вопросы, возникшие в тот день, когда мы с папой направлялись на занятия по плаванию, и вдруг то дерево…
– Папа тоже был Вневременны́м, да? – отбросив колебания, спросила я.
Я ещё не договорила, а губы тёти Бланш уже сжались в тонкую линию.
– Нет, – твёрдо ответила она.
Нет? Я охнула.
– Значит, он не мог видеть пыль? Но тогда должно было произойти что-то из вашего мира…
Тётя Бланш покачала головой.
Я посмотрела на дядю Жака, который упрямо отводил глаза. В чём дело? К чему эти тайны? Я фыркнула.
– Тогда хотя бы скажите, где Грета! – потребовала я слишком резко, как вдруг вмешалась моя довольно молодая прапрабабушка:
– Давайте лучше успокоимся и для начала съедим по блинчику. – Повернувшись ко мне, она добавила: – Ты обо всём узнаешь, когда придёт время. Обещаю.
Накрашенными серебристым лаком ногтями Пиппа дотянулась до ниши кухонного лифта и достала блюдо с дымящейся сладкой выпечкой. Примерно половину угощения она сразу переложила на мою тарелку, на которой образовалась небольшая гора.
– Мы с мадам Розе́ это предвидели. Нельзя рассуждать о важном на голодный желудок. Надпись на свитере Офелии говорит о многом, вам не кажется? Мадам Розе́, кстати, тоже считает, что…
Тёмные глаза Пиппы вдруг стали большими и круглыми, она замерла и уставилась прямо перед собой.
– О, добрый вечер… – вздохнула она, но тётя Бланш её перебила:
– Пожалуйста, не сейчас. Ты же видишь, Офелии и так тяжело.
Тем временем дядя Жак наклонился ко мне и объяснил:
– В Первую мировую войну Пиппа работала на фабрике, где делали снаряды, и однажды несколько штук взорвались прямо перед ней и её подругами. С тех пор она немного не в себе. – Он понизил голос до шёпота: – Страдает паранойей, слышит голоса в голове – полный набор.
– Время от времени я делю это тело с духом покойной баронессы мадам Розе́, медиумом из девятнадцатого века, – с лучезарной улыбкой сообщила Пиппа. – И вот уже две недели эта добрая женщина предупреждает меня о твоём приезде, Офелия.
Я понятия не имела, что на это ответить.
– Ну, я же говорил, – пробормотал дядя Жак и покрутил указательным пальцем у виска.
Поскольку я и так была занята тем, чтобы не сойти с ума, то решила пока не обременять себя раздвоением личности других людей. Вместо этого я отрезала кусочек блинчика с апельсиновой начинкой, наколола его на вилку и отправила в рот. И сладость, как ни странно, оказалась самой настоящей и отняла последнюю надежду на то, что всё это мне снится.
– Мы с баронессой считаем, что тебе следует быть осторожнее. Остерегайся течений и ужасных когтей, которые тянутся к тебе…
– Пиппа! – одновременно воскликнули тётя Бланш и дядя Жак.