Одуванчики в инее - стр. 27
«Еще одно зрелище такого рода, и я завязываю с тобой навеки, друг», – мысленно предупредил я телевизор. Либо он услышал мое послание, либо мне просто повезло, но передо мной вдруг появился неземной красоты пейзаж, сопровождаемый умиротворяющей музыкой. Спокойные волны синевой закатывали на белый песок, а под пальмами лениво валялись кокосы. Убаюкивающим голосом диктор рассказывал что-то про сказочные уголки Океании. Но Океания мне была не нужна.
Я разочарованно вздохнул, ничего особого не ища, отвел взгляд на книжный шкаф рядом с телевизором и не поверил своим глазам. «Испания» – гласило жирными буквами на корешке одной из книг. Я поспешно отправил телевизор в сон и вцепился в путеводитель, пока он не испарился куда-нибудь, как фата-моргана[1].
Вместе с потрепанным путеводителем и баночкой я устроился на своей кровати и начал листать страницы. Кадакес там был. И хотя информации о нем содержалось не больше, чем в энциклопедии, рядом с текстом имелась одна-единственная фотография. На ней белый узорчатый город спускался по скупой, местами выжженной горе прямо к морю такого синего цвета, что казалось, бери наливай его в прозрачный кулончик и носи вместо драгоценного камня на шее. Странные, почти марсианские деревья с пышными кронами на длинных, голых стволах росли на скалах, торчащих из воды, и разноцветные лодочки мирно покачивались в бухте.
Этого мне было достаточно. Я отложил путеводитель и бережно взялся за банку. Я глубоко вдохнул и выдохнул, снял крышку, закрыл глаза и поднес воздух Кадакеса к носу. Моментально голова моя закружилась, и перед глазами начали вспыхивать краски. Я чувствовал влажную соль, тонкий запах рыбы и насыщенный аромат апельсинов, орегано мешалось с лавандой и гвоздикой, раскаленные камни перекликались с прохладным морем.
Совершенно ясно я видел перед собой крутые каменные ступеньки, по которым я поднимался вверх, и седого гитариста, сидящего у церкви высоко над морем и играющего меланхоличные мелодии. Белые стены плотно построенных домов отражали цветное обилие магазинчиков, а маленькие кофейни чередовались с такими же маленькими картинными галереями. Тяжелый и бархатный запах кофе со свежей кислотой красок. И я решил, что если когда-нибудь решу стать художником, то обязательно поеду пожить в это место хотя бы на одно лето. Рисовал я, правда, в высшей мере сносно, так что покидать свой двор мне пришлось бы еще не скоро.
Воздух Кадакеса неумолимо улетучивался, сливаясь с запахом старых книг, шоколада и клея, царившим в моей комнате. Мне хотелось ухватить его и затолкать обратно в баночку, но я знал, что, открывая это прозрачное сокровище, надо было быть готовым к его мимолетности. С некоторой грустью я поставил кадакесовскую баночку в ряд к другим отслужившим ее собратьям на одну из полок.
Пора было приниматься за дело. Вдруг я отчетливо понял, что мне нужно устройство для незаметного подсматривания за тем, что творится в гостиной у Ляльки Кукаразовой. Я также отчетливо понял, что это должна быть довольно длинная труба с замысловатой зеркальной системой. Так как Мадам Кукаразова жила прямо под нами, я мог легко спустить такой прибор через окно вниз к ее окну, дабы подсматривать себе до умопомрачения. Конечно, только в благих целях.