Одуванчики среднего запада - стр. 10

Позавтракав, «побежала», стуча ходунками – не терпелось прикоснуться к клавишам, ощутить полноту жизни. Дёрнула за ручку, а вход закрыт.

Оказалось, вчера просили её играть не громче, а тише. Администрация скорбно уведомила: «Вынуждены ограничить ваше время игры на фортепиано субботой и воскресеньем с часу до двух, и то – если нет других мероприятий».

«Они мне сделали О’рэвуар!», – подытожила Полина Абрамовна, продемонстрировав знание школьного французского.

Полина Абрамовна втащила ходунки в квартиру.

– Лапа, Лапа, я тебе гостинчик принесла, кис-кис-кис… Из комнаты лениво вышла миниатюрная киса. Её можно было принять за котёнка – скромный размер, пожалуй, единственное, что было примечательного в питомице.

– Лапочка моя, девочка моя… дай тебя поцелую, – но наклониться к кошке, а тем более взять её на руки Полине Абрамовне было не под силу.

Она тяжело опустилась на диван. Вот уж точно в ногах правды нет!

После того как ей ограничили доступ к роялю, настроение часто портилось. То голова болела, то ногу тянуло, то руку… То понос, то золотуха, прости Господи.

Готовсь к юбилею Полина Абрамовна – восемьдесят пять скоро! А мало. Ещё хочется, чуть-чуть, хоть самую малость: на солнышко глянуть, цветочками полюбоваться, у правнучки на свадьбе побывать. Даст Бог – ещё не один годок поживу. А если возьмёт, так чтобы без мучений, тихо и незаметно. Чтоб уплыла я, как спящая красавица. Полина Абрамовна глянула на себя в зеркало и усмехнулась: «Красавица», – достала из косметички губную помаду.

Вечером перелистывала фотоальбом, вспоминала юность: посещение Большого театра, компании, походы, песни под гитару, мужа – какой же красавец Вовка её! Образ итальянца стёрся и поблек за день. Вспыхнув, погас, как далёкая звезда. Полина Абрамовна устыдилась. Неужели я могла променять своего Володеньку на баритон?! Что на меня нашло? Ума не приложу!

Вовка, Вовчик, Вовочка… От воспоминаний наворачивались слёзы, Полина брала платочек, промакивала глаза. Лапа забиралась на руки. Мурлыкание и мягкая шёрстка любимицы успокаивали хозяйку.

Мила, в девичестве Маневич. Отца звали Михаэль – в паспортном столе, не мудрствуя лукаво, записали Михайловна. В институте Мила вышла замуж за Леонида Ивановича Голубкова, став Милой Михайловной Голубковой.

В девяностых, в период распада СССР, финансовой пирамиды МММ и Лени Голубкова, потянулась еврейская Одесса в заокеанские дали – Мила с семейством и родственниками, у кого хоть капля иудейской крови была, уехали.

Перед отъездом Мила ещё сомневалась, но Лёньчик убедил. «Америка – это страна, где всем везёт!», – говорил он, отметая всякие сомнения.

Америку Мила полюбила из практических соображений – социалка тут, что коммунизм, о котором мечтали. Поначалу звонила подружкам-одесситкам: «Живу при коммунизме!». И не преувеличивала: для бедных медицина бесплатная – катайся на скорой хоть каждый день. Чем не такси – звонок и через пять минут карета подана.

Кто-то скажет – брак по расчёту, так и нет в этом браке ничего плохого, одно сплошное удовольствие.

К мужу Милы, тёзке популярного персонажа Лёни Голубкова, привязалось прозвище «ЭМ-ЭМ-ЭМ».

«Лёньчик, а деньги где?» – ехидничали знакомые. На что Лёньчику хотелось завернуть матерно, но, как человек интеллигентный, он отвечал: «В Караганде».