Однокурсники - стр. 53
Он замолчал, не договорив. На мгновение Эндрю подумал, что Джейсон собирается сказать, будто он вовсе не еврей. Но это же абсурд. Не может ведь негр взять и сказать, что он не черный?
– Эй, Ньюэлл, – заговорил Уигглсворт, – он наш друг. Не беси его, он и так зол.
– Я не зол, – тихим, но гневным голосом сказал Джейсон. – Скажем так, я узнал не самую приятную истину. Спокойной ночи, птички, простите, что помешал вашему полету.
Он развернулся и вышел из комнаты.
Это стало поводом выпить еще бренди и послушать о философских наблюдениях Майкла Уигглсворта.
– Почему такой приятный парень, как Джейсон, стесняется своего происхождения? В смысле, что тут плохого, чтобы быть евреем? Главное, не переживать из-за таких глупостей, как Клубы старшекурсников.
– И не надеяться стать президентом Соединенных Штатов, – добавил Эндрю Элиот.
16 ноября 1955 года.
«Дорогой папа,
Я не попал в Клуб старшекурсников. Знаю, что по большому счету это не так уж важно, да меня не особо интересует еще одно место, куда можно пойти выпить.
Но меня беспокоит то, что я даже не был приглашен. И больше всего – почему.
Когда я наконец осмелился попросить моих друзей (по крайней мере, я считал их друзьями) объяснить мне, они не стали ходить вокруг да около. Они напрямую сказали, что в Клубы старшекурсников евреев не берут. Правда, выражено это было в столь вежливой форме, что даже оскорблением не прозвучало.
Папа, уже во второй раз мне отказывают в чем-то просто потому, что люди считают меня евреем.
И как это объяснить? Ты всегда говорил, что мы американцы, «как и все остальные», и я верил тебе – и все еще хочу верить, – но, похоже, все остальные твоего мнения не разделяют.
Может, избавиться от еврейского происхождения – это не то же самое, что снять с себя одежду?
Возможно, поэтому на нашу долю и выпадают все предрассудки – а гордость теряется.
В Гарварде много по-настоящему талантливых людей, которые считают, что быть евреем – некая особая честь. Это тоже сбивает меня с толку, ведь сейчас я вообще не уверен, что именно собой представляет еврей. Я знаю лишь то, что многие считают меня таковым.
Пап, я действительно запутался и поэтому обращаюсь за помощью к тебе, к человеку, которого я уважаю больше всего на свете. Для меня важно во всем разобраться.
Пока я не пойму, кем именно являюсь, то и не узнаю, кто я такой.
Твой любящий сын Джейсон».
Отец не стал отвечать на тревожное письмо сына. Вместо этого он отменил все деловые встречи и сел на поезд до Бостона.
Когда Джейсон вышел после тренировки по сквошу, он не поверил своим глазам.
– Папа, что ты здесь делаешь?
– Идем-ка, сынок, в «Дерджин-парк» и съедим там по большому стейку.
В каком-то смысле выбор места все объяснял, потому что во всемирно знаменитом мясном ресторане, расположенном недалеко от бостонской скотобойни, не было ни отдельных кабинок, ни укромных уголков. Вывернув идею снобизма наизнанку, ресторан ставил банкиров и водителей автобусов в равное положение: все сидели за одинаковыми вытянутыми столами, накрытыми скатертью в красную клетку. Что-то вроде принудительной демократии для плотоядных.
Возможно, Гилберт-старший и правда не понимал, что такая обстановка совсем не подходит для сугубо личной беседы. Возможно, он выбрал этот ресторан из-за атавистического желания защитить сына. Он накормит своего мальчика, чтобы хоть как-то компенсировать его обиду.