Однажды в тридевятом царстве - стр. 23
– А ты у меня спросил, нужен мне этот дом?! – закричал Стёпка, ненавидя отца в этот момент. – Ты когда-нибудь у меня спрашивал, хочу я чего-то или нет?! Ты всегда всё решаешь за меня, как будто я робот запрограммированный! А мне этот дом не нужен! Не хочу я этот дом!..
– Ты как с отцом разговариваешь, поросёнок?! – возмутился Никита, впервые столкнувшись с таким бурным сопротивлением.
А Стёпку уже несло: щёки на круглом лице горели отчаянным румянцем, глаза сверкали решимостью, кулаки сжимались так сильно, что побелели костяшки пальцев.
– А ты знаешь, что этот дом будет стоять на костях? – спросил мальчик напряжённым голосом, решив использовать в споре последний аргумент.
– На каких костях?..
– На человеческих! В тринадцатом, кажется, веке была осада крепости, и там погибло от жажды, голода и ран тьма народа, человек сто пятьдесят!.. – Стёпка сделал шаг к отцу, сверкая глазами, тот отступил… – И трупы закопали прямо там, в крепости!
Отец слегка побледнел, зачем-то снова схватил гаджет и стал вертеть в руках, а глаза его растерянно забегали по сторонам, словно искали опору и поддержку.
– И закопали их именно в той части крепости, где ты собрался строить дом, – продолжал наступать Стёпка. – Дом на человеческих костях, как тебе?! Круто?.. А ведь ты сам говорил, что строить дома на кладбище нельзя, плохая примета!
– Постой, сын! – воскликнул Никита, снова падая в кресло. – Откуда ты всё это знаешь? Сам придумал?..
– Я это в краеведческом музее узнал, сведения проверены и подтверждены документально. В древних летописях упоминается об этой осаде и гибели людей. Не знаю, как ты, а я жить в доме, построенном на костях, не хочу!
Никита, всегда считавший себя человеком не из робкого десятка, внутренне сжался, столкнувшись с тем, что всегда пугало его, – с мистикой. Откуда в нём, взрослом и разумном, жил суеверный страх перед таинственным и необъяснимым?.. Почему, вопреки доводам рассудка, он слепо верил в приметы, мужчина и сам не мог себе объяснить.
Но, поддавшись на мгновение страху, он тут же одёрнул себя.
– Подожди, Степан! Когда, ты говоришь, это было?
– В тринадцатом веке…
– Ну-у! Давненько! – Никита с облегчением засмеялся, откидываясь на спинку кресла. – Это сколько ж столетий прошло?.. Да там от этих костей за столько времени и следов не осталось. Так что можно не беспокоиться.
– Осталось! – отчаянно выкрикнул Стёпка, понимая, что проиграл. – Если ты всё равно этот дом построишь, я никогда-никогда туда не приеду! Никогда в жизни!
И мальчик бросился в дом, глотая злые, горькие слёзы.
Первую попытку приступа отбили. Иванка потерял счёт времени, таская воду вёдрами из колодца в попытке потушить пожарище. На месте жилища воеводы тлели чёрно-серые головёшки, шипя и отплёвываясь на последние капли воды из Иванкина ведра.
Сгорела конюшня, и несколько уцелевших лошадей, тревожно всхрапывая и кося безумными глазами, свободно носились по двору. Иванка оглянулся по сторонам и не понял, день сейчас или ночь. Чёрный дым рваными клочьями разносил ветер над пепелищем, а сквозь эту пелену бледным оком смотрело на разорённую крепость дневное светило. Запах дыма и горелой плоти тошнотным комком застревал в горле.
Отрок опустил ведро на землю и сел сам, вдруг почувствовав, что силы покинули его. К стенам храма оставшиеся в живых стражники стаскивали тепа убитых, а настоятель отец Феодор читал над ними молитву.