Однажды мы упадем - стр. 19
— Да я сам уже весь сыплюсь, — мрачно шутит отец.
Я настораживаюсь:
— Что-то серьезное?
— Нет. Всего помаленьку. Гипертония, простатит, геморрой, — перечисляет он свои недуги, вызывая у меня вспышку смеха. — Возраст уже, как бы, обязывает.
— Да ты не старый еще, — подбадриваю его, вставляя между губ сигарету.
— Угостишь? — он кивает на пачку “Винстона” в моей руке.
Протягиваю ему сигареты.
— Не знал, что ты куришь.
— Балуюсь иногда.
Я щелкаю зажигалкой.
— О, как раз для тебя, — демонстрирую надпись на пачке.
Инсульт.
— Точно, — кивает отец, когда я подношу к его сигарете язычок пламени.
Он со знанием дела затягивается, затем обновляет мне напиток, а себе наливает по новой.
Мы молча допиваем вторую порцию коньяка и курим.
Александр Романович – такой же разговорчивый чел, как и я, поэтом ничего необычного.
Было время, когда я даже представить себе не мог, что однажды мы с отцом будем сидеть и выпивать, а теперь все воспринимается как-то естественно.
Он постарел.
Между бровей от того, что всю жизнь ходил хмурый и запаренный работой, у отца образовался целый каньон. Вес набрал. Голова почти вся седая. В моей темной шевелюре тоже штучно пробиваются белые волоски. И дядь Дима не отстает. Я охренел сегодня, когда его увидел.
Ранняя седина – часть нашей генетики. Как и венец безбрачия, по ходу.
Но отец хотя бы был женат, меня заделал. Димас же в вечном поиске.
— Я думал, ты уже никогда не приедешь, — произносит отец хоть и без особых эмоций, но меня пробирает от его взгляда.
Нет, в нем не укор, не обида, скорее, растерянность.
— Я тоже, пап.
— Все еще сердишься на меня?
— Нет. А ты?
— Нет.
Мы обмениваемся долгими взглядами.
Предъявлять отцу за наши прежние разногласия в мои планы точно не входит.
Что я сейчас чувствую?
Признательность, наверное, и тоску.
Мне следовало приехать раньше.
— Эта не объявлялась? — спрашивает отец, поджимая губы, как делает всякий раз, когда речь заходит о моей матери.
— Не-а.
— Странно. Может, не знает еще?
Я пожимаю плечами.
— Без понятия.
— Завещания, я так понимаю, он не составил?
— Он не собирался умирать.
— Инфаркт, да? — уточняет отец.
И я киваю:
— Да.
— Хороший был человек… Юрий Иваныч, достойный, старой закалки еще.
— Жаль, что я так поздно об этом узнал.
Прикрыв глаза, отец виновато кивает. Это с его подачи я годами не общался с дедом, пока сам не уехал к нему в возрасте восемнадцати лет, свалившись одинокому пенсионеру, как снег на голову.
— Егор, но ты же понимаешь, что она наследница первой очереди? — отцу не дает покоя тема с наследством.
— Тогда пусть поторапливается. Никто за ней бегать не собирается, — довольно резко отрезаю я.
И за наследство я не держусь. Если ей нужен дом, пусть забирает. Но вот кузница… Мастерская построена рядом с домом, на участке деда, и со всем своим оборудованием является для меня местом, где я провожу большую часть своей жизни. Мое ремесло меня кормит.
Конечно, можно перевезти все необходимое в новое помещение. Только это столько мороки.
— У нотариуса-то был?
— Да. Выйдет полгода, и заявлю на наследство. Появится – предложу ей деньги.
— Ну да… Все правильно. — одобрительно задвигает отец. — А ты там не женился еще? Ну или девушка, может, есть?
— Ничего серьезного.
— А чего так?
— Не знаю, я как-то еще не заморачивался этой темой.
— И правда. Какие твои годы? Вон Димка у нас до сих пор холостяк.