Однажды летом - стр. 10

Ливень превратился в легкий дождь, тихо барабаня по лобовому стеклу.

– Приехали, прошу к нашему шалашу, – пригласил «цыган», ответив на мысленный вопрос Киры. Выйдя из машины, он открыл дверь с Викиной стороны и галантно предложил руку.

Сестра прищурилась, но подала, едва не зацепившись каблуком и почти упав в объятья темноволосого красавца.

Кира нехотя вылезла под моросящий дождь и встретилась взглядом с яркими, как будто светящимися в полумраке серыми глазами. Черты его лица показались одновременно и знакомыми, и чужими, вглядываясь в них, она вдруг захотела провести пальцами по острой мужской скуле, темной брови с тонким шрамом, по шее со странными порезами с обеих сторон. Заметив ее пристальный взгляд, парень накрыл их рукой и потер, словно у него заболело горло.

– Вы здесь недавно? – тихо спросил он и опустил взгляд на свои кеды. – Раньше тут жила бабушка Оля.

– Братец, скорее идите в дом, ты не видишь, что девушки насквозь промокли?! – одернул его «цыган» и, толкнув массивную калитку, провел Вику внутрь. – У нас есть чудесное крымское варенье из лепестков роз и травяной чай, вы такого не пробовали.

Кира смущенно улыбнулась:

– Вчера приехали. Оля – это наша бабушка, три недели назад она скончалась, – и последовала за сестрой, услышав, как в машине щелкнул замок. Парень держался позади, лязгнув закрывающейся калиткой.

Франция, 1545 г.

Если бы какая-нибудь гадалка с Монмартра6 предсказала Амбруазу7 Парэ, что его первенец родится с ужасающей аномалией и будет подобен сыну Посейдона, господин Амбруаз рассмеялся бы ей в лицо и последовал своей дорогой. Но порочная связь с замужней аристократкой принесла тридцатипятилетнему хирургу самое удивительное, не поддающееся ни одному медицинскому объяснению существо – его первенца Реми.

На своих окровавленных ладонях хирург держал создание моря, но никак не человека. Крохотное тельце покрывала серебристая чешуя, маленькие, как у осьминога, влажные чернильно-черные глаза без белков, вместо носа – две щелочки и полный ротик по-рыбьи острых зубов. Существо шевелило худенькими ножками-ластами и ручками с перепонками между пальцев.

Исторгнув послед и застонав от усталости, Жанетон потеряла сознание, и у Амбруаза было несколько минут, чтобы принять решение – избавить мир от монстра или же подарить ему жизнь. Отложив младенца, он позаботился о возлюбленной и, очистив инструменты, убрал их в саквояж.

«Хирург – это Бог в мире людей, но смею ли я… отобрать ни в чем неповинную жизнь, даже столь необычную? Мое семя дало ему возможность появиться на свет, так почему бы… не стать творцом для, вероятно, новой расы?» – впервые после войны Амбруаз был готов воздеть руки к небу и обратиться к тому, кто царствует в светлой обители, незримому создателю мира и человека по своему образу и подобию, с единственной молитвой.

– Дай знак! – и ночное небо озарила вспышка молнии.

«Неужели он разгневался? И все из-за моего сомнения…» – мужчина взял ребенка на руки: тот посасывал большой пальчик. Когда младенец пошевелился, хирург ощутил острую боль в ладони. Едва не уронив дитя на пол, он успел прижать его к груди и увидел выступивший из детского позвонка острый плавник, такие же появились и на локтях тонких ручек.

Из-за дверей послышался шум, служанка возвращалась с порцией горячей воды и свежим бельем.