Одиссея капитана Балка. Ставка больше, чем мир - стр. 9
Господь наставил его на путь истинный? Но и тугодумом Николай не был. Отринув мистику, разум также стоял за то, что алгоритм выживания России и его семьи, предложенный иновремянами, вполне реализуем. Теоретически. Если бы не одна малая малость…
Их логика и знания беспощадно убеждали, что догмат незыблемости самодержавных порядков сыплется карточным домиком из-за невозможности промышленного подъема при малограмотном народе. Без всеобщего начального, а затем и среднего образования двигать страну вперед уже немыслимо. Только вот правление грамотными людьми по лекалам средневековья, это путь революций и бунтов. А из эволюционного тупика есть лишь один выход: власть, по форме и методам соответствующая состоянию общества…
С огромным трудом смирившись с необходимостью «революции сверху», Николай осознал, что его ждет бешеное сопротивление со стороны российских элит. Дворянства, Двора, Фамилии. В первую очередь, со стороны многочисленных дядюшек. Отдельная песня – Сенат. А есть еще генералитет, Победоносцев, Синод, церковные иерархи… С кем-то он предполагал управиться быстро, но кто-то вполне может встать на путь составления заговоров с покушением на цареубийство. И не в отдаленном восемнадцатом году, а гораздо раньше.
Игра предстояла рискованная. Но при раздаче карты легли вполне пристойно. Ведь кроме знаний о будущем и команды верных толковых помощников, у него было и еще одно серьезное преимущество – фора первого хода.
Дик внезапно вырвался из снежной пелены откуда-то сбоку. Он мчался на Николая неотвратимо, словно торпеда, от которой кораблю не увернуться, и всем на его мостике остается лишь вцепиться в поручни и отрешенно следить за тем, как ее стремительный, пенный след приближается к борту.
«Все. Быть мне в сугробе. Подловил-таки, хитрый волчище, – пронеслось в голове Николая. – Ух! А ты откуда, шельма!» Каська темной молнией взвилась из-за ближайшего белого бархана, сшибла на лету Дика, уводя в сторону от любимого хозяина. И тут же псы с притворным рычанием и клацаньем, играя, укатились куда-то в снежную пыль…
«Умница, девочка… А вот японскую мину от ”Николая” в Токийском заливе никто не отвел. Сколько жизней потеряно! И это в самый последний день войны. Какое горе…
И какое счастье, что кровавое безумие на Дальнем Востоке наконец-то закончилось. Но сколь многозначительное и грозное предупреждение о том, что Руднев прав в выводах своей записки: в будущем роль подводных миноносцев возрастет не просто многократно, но приведет к революции во всем военно-морском деле…
Только бы наши на обратном пути во Владивосток никого не растеряли. Алексеев доложил, что там у них сейчас штормит изрядно…
И телеграмму в Потсдам нужно будет послать сегодня. Как обещал. Так что пора готовиться к приему гостей. Вильгельм собирался чем-то удивить. Только я, наверное, знаю, чем, – Николай улыбнулся, вспоминая доклад Фредерикса об очевидном сердечном влечении некой юной особы к отважному Принцу на белом коне, поражающему толпы азиатских варваров… из германского маузера.
Вот она вам, во всей красе, – оборотная сторона нашей с Банщиковым затеи с фото- и кинорепортажами из Маньчжурии и с Квантуна, благодаря которым весь мир смаковал отъезд Михаила на передовую из артурского госпиталя вопреки охам-ахам Стесселя и запретам эскулапов. Похоже, доскачется скоро братец. Ох, доскачется! Но, судя по всему, Мишкин и сам не против.