Одиссей - стр. 12

. Первая форма связана с радостью текущего момента, а вторая скорее коренится в общей удовлетворенности жизнью. Канеман убежден, что существует разница между непосредственно испытываемым счастьем и счастьем в воспоминаниях. Первое вы ощущаете здесь и сейчас, а второе растягивается на весь период, который вы оцениваете и обдумываете. Он называет эти формы «благополучием в ощущениях» (the well-being of the experiencing self) и «благополучием в воспоминаниях» (the well-being of the remembering self). Канеман вообще испытывает пристрастие к подобным дихотомиям – позднее он и мыслительную деятельность разделит на две формы: быструю и медленную.

Первая форма счастья по Канеману – это то, что называет счастьем большинство из нас. Это мимолетная кульминация чувств, которая не оставляет никаких сомнений и, к сожалению, длится крайне недолго. Самое интенсивное ощущение счастья у меня связано именно с такими моментами. Для этого не нужен особый повод. Хорошая песня в динамиках автомобиля, гармонирующая с пейзажем, изгибом дороги и скоростью движения. Солнечное утро на пьяцце перед отелем в Риме, с кофе и утренней сигаретой – в те времена, когда я еще курил. Широкая и бесхитростная улыбка, с которой мои дети встречают любую радость. Послевкусие, оставшееся на языке, или вид горных вершин. Первая форма счастья содержится в столь многом. Как датский поэт Бенни Андресен описывает девушку, беззвучно скользящую на коньках по замерзшему пруду: «Губы, созданные для поцелуев, широко раскрытые глаза – она так близко. Но вот она стремительно заворачивает за угол бытия и исчезает. Но и без коньков понятно, что это было счастье: так недолго оно длилось»[19]. Он же откидывается в кресле и умиротворенно повторяет: «…кофе вот-вот будет готов» в стихотворении под названием «Счастливый день Сванте». Это чувство счастья приносит острую радость – именно потому, что это чувство, о нем не нужно раздумывать, его не нужно оценивать и измерять. Оно просто есть. Это все равно что проснуться поутру и обнаружить в своей постели Калипсо во всем ее великолепии. Да еще и кофе вот-вот будет готов. Эти моменты счастья очень интенсивны – счастье становится вашей базовой эмоцией наряду со страхом и гневом. Такое счастье утверждает само себя, оно не требует дальнейших изысканий. Все мы без раздумий принимаем за чистую монету восклицания вроде «Аллилуйя!» и «Ах, я так счастлив!». Сойдет и сдавленный стон, и восторженный визг. Счастье говорит само за себя.

Потому-то мы так стремимся к нему. Мы тоскуем по эмоциональному опьянению, которое даруют нам моменты счастья. Для некоторых эти редкие моменты и становятся главной целью жизни. (См. ил. 6. Герберт Джеймс Дрейпер, «Водяная нимфа».)

Если вы не испытывали их – вы и не жили вовсе. Их должно быть как можно больше. Наши современники просто одержимы этим видом счастья – подобно героиновым наркоманам, которые все время проводят в поисках новой дозы, они постоянно нуждаются в новых «уколах счастья». Нашим девизом стала фраза «жизнь здесь и сейчас», потому что лишь здесь и сейчас можно испытать счастье. Таблоиды пестрят выверенными списками и испытанными рецептами идеального семейного отпуска или совместного досуга, на который так сложно найти время в суматохе будней. Но таким образом легко остаться в дураках. Алеющий закат наедине с возлюбленной будет испорчен, если счастье не наступит в тот самый момент, когда солнце коснется горизонта. Счастлив ли я? Да… или… нет? Черт побери! А ведь нам так хотелось ощутить легкий укол радости в душе. Он так краток и приносит такое блаженство. И я бы не сказал, что это недуг современного западного общества, избалованного благополучием. Вспомните девиз всех охотников за счастьем: Carpediem. Его придумали отнюдь не сегодня, а 2000 лет назад: «Лови текущий день, не веря в остальное!»