Один шаг в Зазеркалье. Мистический андеграунд (сборник) - стр. 77

– Никогда не думала, что ты так хорошо умеешь лепить, – с веселым удивлением сказала она.

– Решил стать скульптором, – заявил я и галантно взял ее под руку.

«Если на пути к просветлению мной интересуются такие очаровательные девушки, то я иду верным путем», – промелькнуло в голове. Пройдя в молчании несколько минут, я решился спросить:

– Не интересует ли тебя жизнь после смерти?

– Я уверена, что смерть ставит точку на нашем существовании, и поэтому надо брать от жизни все что можно.

– Твой ум пребывает в заблуждении, – заметил осторожно я.

– Разве ты – судья последней инстанции? – ответила она недовольно.

– Почти что, – отпарировал я и в этот момент заметил, что ее стройные ноги притягивают взгляды прохожих.

– Я не люблю навязчивых молодых людей, – сказала она с раздражением и, оттолкнув мою руку, пошла в противоположную сторону.

«С такой строптивой красавицей сложно добраться до Абсолюта», – размышлял я, оставшись на тротуаре со своими тремя обезьянами.

На следующий день я сразу же отправился в лепную мастерскую, намереваясь выведать у рабочих, как лепятся вазы.

Мастер лепной мастерской – тот самый угрюмый толстяк – очень удивился моему появлению и заявил:

– Такие работники, как ты, мне здесь не нужны, а со своими вазами можешь убираться к чертовой матери!

Вихрь его темных мыслей рассеял мое приподнятое настроение.

«Как жаль, что темные личности тоже встречаются на пути к просветлению!» – подумал я.

Я зашел в кабинет к директору и пожаловался:

– Мастер ослушался вашего приказа и выгнал меня вон.

– А ну-ка позови его сюда! – рассвирепел директор, и его правое веко дернулось.

Победоносно зайдя в мастерскую, я заявил презрительно смотрящему на меня начальнику:

– Вас вызывает к себе директор комбината.

– Ну, ты у меня еще попляшешь, – с ненавистью сквозь зубы процедил он, вернувшись от директора красным как рак.

Не зная, как приступить к лепке ваз, я ходил по мастерской, осторожно наблюдая, как мастер ваял амфору, до тех пор, пока его сальная рожа не расплылась в ухмылке.

– Так ты, как я вижу, ничего не умеешь делать? – заявил он мне, дыша перегаром в лицо. – Какой разряд дал тебе директор?

– Четвертый.

У мастера глаза вылезли на лоб.

– Да знаешь ли ты, щенок, что у меня самого только пятый, и я двадцать лет уже тут работаю, а ты пришел с четвертым! Ты что, родственник директора? – злобно оскалился он.

Я попятился к дверям, чтобы не отвечать на его идиотские вопросы, и, оказавшись во дворе, стал лихорадочно обдумывать свое незавидное положение.

«Самое главное – вовремя смыться, – мелькнуло в голове, – но что тогда будет с моим Просветлением?» И я решил бороться до конца. Поскольку сделать вазу я был не в состоянии, то решил где-нибудь ее раздобыть. Надев для маскировки темно-синюю спецодежду лепщика, я угнал небольшой грузоподъемник, припаркованный во дворе, и на нем отправился на поиски вазы.

Проезжая мимо парка Пушкина, я заметил девять белых ваз высотою около метра. К ним-то я и подъехал. Милиционер уважительно отнесся к моей спецодежде, но когда у него на глазах я деловито подхватил подъемником вазу весом в триста килограмм, он подозрительно спросил:

– А документ у тебя имеется, любезный?

– Ну конечно, – ответил я весело, похлопав по пустому карману. – Двенадцать новых ваз вскоре будут стоять на этом месте, – объяснил я ему. – Эта работа делается по специальному заказу.