Один день ясного неба - стр. 34
А потом у ее дочери проклюнулся дар – и это стало проблемой.
Отец перестал брать Анис с собой на долгие прогулки, не давал тянуть ручки к другим и гнал с глаз долой, когда она бесцеремонно вмешивалась в его беседы с людьми – так он теперь к ней относился: шикал, прогонял, хмурился. Это новое отношение ее поначалу озадачило, а потом стало печалить. Потому как что плохого в том, что она рассказывала людям все, что знала? Она умудрялась видеть плод в животе незамужней девушки, смеялась над мужчинами, страдавшими от чесотки ног и анусов, приставала на улице к незнакомцам с вопросом, могут ли они пробежать две мили за минуту. Заурядные недуги она распознавала с легкостью. Жуткую головную боль у смуглолицего шарманщика, привычно щипавшего ее за щеку, менструальные спазмы у церковной хормейстерши, которая при встрече заключала ее в объятия, а также приступы несварения желудка, солнечные удары, крапивницу, грипп, круп, насморк, повышенный сахар в крови…
Стоило вам только до нее дотронуться, как она уже знала все ваши хвори.
Разумеется, она не знала названий этих расстройств, но ей нравилось доверительное общение с телами других людей, как и понимание собственного тела, внутри которого бурлила серебристая энергия, изливавшаяся из ее пальцев. Ей очень нравился ее дар, так смущавший отца. Он говорил, что она родилась неотесанной грубиянкой, с этими ее беспардонными вопросами, строптивостью и кощунственными суждениями о вере, которые она позволяла себе отпускать. «Но почему ты веришь в одного бога, папа? Многие не верят». Став старше, она взрывалась и топала ногами: «Ну почему никто не сказал мне о моем божественном хранителе? У всех в школе есть свое божество! Я уверена, что мое божество – женщина, а тебе это не нравится, папа, правда?» Она насмехалась над его христианскими правилами, отказывалась изучать Библию, вечно спорила и за семейным ужином стучала кулачком по столу, а преподобный Латибодар поднимал брови и руку: «Ты зашла слишком далеко, Анис. Сиди спокойно, уважь мать».
Она поняла, что ей нужен наставник, причем чем скорее, тем лучше. Кто-то достаточно смелый, кто имел близкие контакты с богами. В четырнадцать она наконец набралась храбрости и с бьющимся сердцем вошла под прохладные своды ближайшего храма ведуний судьбы, поднявшись по древним ступеням; и когда услыхала песнопения, доносившиеся из-за боковой дверцы, ощутила, что поступает правильно, и остаток пути буквально пробежала, влетев в зал, где пели ведуньи, облаченные в мягкие одеяния, и промчавшись мимо выщербленных статуй богов с именами Ганзи, Бунунухнус и Баксид. Ее остановила на бегу маленькая девчушка, ухватив за талию, и, прежде чем Анис успела задать вопрос, заявила, что ее богиня-хранительница – Джай. Анис сразу понравилось это имя: краткое и четкое, и она вдруг против своей воли залепетала: мол, больше всего на свете ей хочется исцелять людей и быть свободной.
– Джай очень свободна, идем, я покажу тебе ее статую, – сказала Ингрид Дуранде. – Но ты должна научиться дышать.
– Как ты здесь оказалась? – изумилась Анис. – Ты же еще совсем ребенок.
– Мне восемь лет. Но не обращай внимания на возраст. Я состою в Совете вещуний судьбы. А это значит, я в этом храме распоряжаюсь. Вместе с другими. – Ингрид высунула язык. – Хочешь сесть рядом со мной?