Один день ясного неба - стр. 18
– Поди-ка сюда.
Анис подошла к изгороди. Фрукты чудесно пахли. Старуха вложила ей в ладони целую горку и прижала к груди Анис, чтобы ни один не упал на землю, а потом, наморщив нос, торопливо забормотала – Анис уловила в ее дыхании аромат пьяных бабочек:
– У твоего мужа, кроме тебя, есть другая женщина.
У Анис запылали уши. Это было странное ощущение, словно вот-вот должна была наступить глухота, но недуг замешкался и не сразу ее поразил. Лаймы в ладонях помягчели, а гуава отвердела.
– Что?
Старуха произнесла следующую фразу быстро, как будто слова запутались в рыбачьей сети:
– У Тан-Тана есть другая женщина, и она брюхатая, как спелый арбуз, что вот-вот лопнет.
– О, – произнесла Анис.
Когда происходило что-то нехорошее, ей нравилось представлять себя назойливым насекомым.
3
– Романза, вставай!
Послышалось кряхтение и сопение.
– Романза, парень, давай-ка вставай!
Это он кряхтел и сопел. Голос, звавший его по имени, был знаком, но Романзу еще жутко мутило от отравы с прошлого вечера. Он разлепил склеившиеся губы, и его собственный голос, казалось, зазвучал откуда-то издалека, не из его глотки.
– Романза, ты мне ну-у-ужен!
– М-м-м…
– Заза!
Романза Интиасар поднял голову и поглядел сквозь ветки мангового дерева, на которых лежал. Под ним, сердито нахмурившись, стояла девушка. Сонтейн. Он застонал. Ну, какую глупость она еще удумала, да еще в такую рань?
– Романза, дело серьезное. Спускайся.
Он с усилием попытался приподняться. В конце концов, его сестра-близнец осталась единственным членом семьи, кто еще с ним разговаривал, и он ее очень любил. Он осторожно сел, балансируя на раздвоенной ветке, метрах в двенадцати от земли. Ослабевшие руки были как эластичные бинты. Колени словно заплесневелые. Он кашлянул и поморщился от боли в горле. Пайлар сурово высказался бы по этому поводу, он и сейчас слышал его голос:
– Ай-яй-яй… Всю ночь шатаешься по улицам, смотри, схватят тебя и зададут по первое число – так что не только горло заболит.
Он улыбнулся; несмотря на грозные предупреждения Пайлара, он знал, что тот им гордился.
Стоявшая под деревом Сонтейн топнула ногой.
– Погоди, Сонте… О боги…
Хотя прозвучало раздраженно, сам он был настроен вполне мирно.
– Подними задницу! Я вскарабкаюсь и помогу тебе спуститься!
Судя по ее виду, она не шутила.
Он сам научил ее лазать по деревьям и поэтому не боялся, что она свалится, правда, сегодня утром она вся лоснилась, словно покрытая маслянистой пленкой, если, конечно, в слепящем свете рассветного солнца глаза его не обманывали.
– Не думаю, что ты заставишь меня слезть и размять ноги, тем более прямо сейчас!
Но она полезла по стволу, гибкая и уверенная, разговаривая с ним и с деревом одновременно. Он с усилием гнал сон. Иногда его так и подмывало рассказать сестренке о своих ночных прогулках по городу. Отчаянная дерзость его вылазок наверняка привела бы ее в восторг. Но он знал и то, что она сразу все разболтает, как только выбежит из зарослей – уж своему Данду наверняка. Только этого не хватало.
Женщины любили запускать пальцы в его длинные черные волосы, выдергивая золотые пряди и сохраняя их словно подарки; они считали его юным и безобидным и частенько рассказывали ему о своих делах. «Глядите, какие у него темные глаза!» – говорили они. Мужчины обычно рассказывали о себе всякие истории ради похвальбы, но не то что женщины. Они любили обдумывать сказанное ими и извлекать из сказанного смысл, так что, если ты умолкал и просто их слушал, они могли поведать массу интереснейших вещей.