Один день тьмы - стр. 3
Я быстро оглянулась по сторонам – никого, и последовала за ней.
Девочка с интересом изучала нагромождение сосулек у водосточной трубы. Получилось и вправду красиво, как во дворце Снежной Королевы.
– Привет! Что ты делаешь здесь так поздно? – спросила я, краем сознания понимая, что, наверное, не стоит разговаривать с… ну, в общем, понятно с кем, но человеческие привычки слишком укоренились во мне. – Где твоя мама?
– В магазине, – беззаботно заявила девочка, показав варежкой в сторону здания, из которого недавно вышла.
На девочке была пятнистая шубка, ярко-красные шапка с помпоном, сапоги и варежки. Я разглядывала ее со смешанным чувством, еще не до конца понимая, что собираюсь делать.
Девочка подняла на меня доверчивые голубые глазенки и вдруг неожиданно спросила:
– А ты кто?
– Никто, – ответила я, начиная злиться. Терпеть не могу дурацкие вопросы, на которые все равно нет ответов.
Что-то со мной было не так, потому что девочка, как и тот мужчина, что окликал меня недавно, вдруг испугалась. Она тоненько вскрикнула и попыталась убежать. Но тут с весовыми категориями все было в порядке. Я схватила ее, развернула к себе и заглянула в блестящие слезами глаза.
– Ты будешь слушаться меня! Ты будешь молчать, поняла? Что бы ни случилось. Это только сон. Ты спишь, – говорила я каким-то чужим хриплым голосом. Горло уже раздирало от боли. Хотя бы немного влаги, мне нужно совсем чуть-чуть… Никто и не заметит…
Девочка сонно кивнула, и глаза ее и вправду стали слипаться. Вот на разрумянившиеся на морозце щеки опустились длинные ресницы, на которых серебряными капельками застыли недавние слезы.
Путаясь в шарфе, я дрожащими от нетерпения руками расстегнула верхние пуговички пятнистой шубы.
От детской кожи пахло очень приятно. Молоком и домом. Домом, в который теперь мне не было возврата. Прислушиваясь к этим ощущениям, я замешкалась. Нет, невозможно. Я не смогу сделать этого, никогда не смогу!
Полная отчаянья, я оттолкнула от себя девочку, и она, упав в снег и очнувшись, заплакала и, топая, как молодой слоненок, побежала прочь, громко зовя: «Мама! Мама!»
Я опустилась на колени, зажала уши руками и согнулась пополам, разрываемая тяжелой жгучей болью. Плохо! Как же мне плохо!
Когда приступ боли прошел, первым, что я увидела перед собой, были высокие рокерские ботинки. Поднимать голову ужасно не хотелось. Я и так знала, кто стоит надо мной.
– Ты превосходно справляешься сама, – произнес знакомый голос, не раз преследовавший меня в ночных кошмарах. – Я получил большое удовольствие, наблюдая за тобой. Помнишь Достоевского? Собираешься совершить злодейский поступок, а на натуру-то не рассчитала. Продолжай в том же духе – и распугаешь всю пищу в округе. Я не знал, что именно это ты называешь охотой.
Стыд обжег меня с головы до ног. Не глядя на Ловчего, я вскочила и бросилась прочь.
Я нагнала девочку почти у входа в магазин, подхватила на руки и понесла прочь. Она успела только жалобно пискнуть – не громче мышонка. Мои зубы стучали. Мне уже не столько хотелось есть, сколько доказать себе и ему, наверняка наблюдающему за мной, что я способна на поступки. Никто не дождется от меня, чтобы я, как дрессированный медведь, плясала под чужую дудку, боялась сама себя и питалась крысами, отловленными в грязном подвале. Я собиралась стать королевой, а тут уж не до миндальничания. Завернув за угол, я отступила в тень деревьев и развернула девчонку к себе. Она уже не плакала и только смотрела на меня огромными остановившимися глазами. В них застыл такой глубокий и непроходимый страх, что я невольно поежилась.