Одержизнь - стр. 50
Женевьева гортанно мурлычет, льнёт к пальцам подруги, то ласково поглаживающим её грудь, то резко сжимающим. Капли мёда стекают вниз по животу, девушка опирается ладонями о колени Жиля, прогибается назад, позволяя Люси целовать себя. Жиль запрокидывает голову, взгляд мечется, ловя россыпь бликов от подвешенного под потолком зеркального шара. В ушах шумит море, становится жарко, сердце сбивается…
Сельен разворачивает Люси к себе, черпает мёд из баночки, и его ладонь ныряет девушке между ног. Люси ахает, возбуждённо хихикает. Парень уводит её в сторону, укладывает на стол и становится на колени меж её разведённых бёдер.
Женевьева обнимает Жиля за шею, прижимается нагим телом, привстаёт на колени.
– Давай, мой хороший, приподнимись. Покончим с раздеванием, – шепчет она, подцепляя каплю мёда с кончика соска и касаясь пальцем губ Жиля. – Я же знаю, что ты хочешь.
Мальчишка слабо отмахивается, пытается отвернуться и вдруг сползает вбок по спинке дивана. Женевьева пошлёпывает его ладонью по щекам, тревожно вглядывается в лицо.
– Жиль?.. Жиль?! Сельен, вашему пацану плохо! – кричит девушка, перекрывая разом все звуки в комнате.
Первым подрывается Кристиан Меньер, из соседней комнаты прибегает полуодетый Матье де Ги. Жиля укладывают на диван, трясут, растирают похолодевшие руки. Девушки забиваются по углам, принимаются поспешно натягивать одежду.
– Люси, дура, сколько ты синтена ему в бокал сыпанула? – орёт Сельен, быстро надевая брюки.
– Как обычно… – хнычет Люси.
– Это нам оно «как обычно», он-то им не закидывается! Помрёт же теперь чёртов ублюдок! Так, расходимся срочно. И кто-то должен позвать полицию. Быстрее, я сказал!!!
IV
Узы
– Глотай, сучонок! Пей – или сдохнешь!
Кружка с водой стукается об зубы, саднит разбитую губу. Дышать тяжело – словно сквозь толстое грязное одеяло. У воздуха привкус пыльной дряни и церковных благовоний, от него раскалывается голова.
– Пей! – орёт в ухо мужской голос. – Пей, крысёныш!
Перед глазами мельтешат, толкая друг друга, мутные красные кляксы. Свет причиняет боль, давит на грудь. В губы снова тычется холодный жестяной край, вода льётся по лицу, попадает в нос. Кто-то подсовывает под затылок ладонь, приподнимая голову. Вовремя: накатывает приступ тошноты, мальчишка попёрхивается, с трудом поворачивается на бок, и его желудок исторгает наружу целое море воды.
– Умница, Жиль. – Голос невидимого мужчины теплеет. – Хорошо. Давай-ка ещё.
И снова в него вливают воду. Глотать нет никаких сил, Жиль стискивает зубы, пытается отстраниться. Сильная рука хватает его за волосы, встряхивает.
– Сдохнуть хочешь? А хер тебе! Я тебя вытащу. Пей, стервец! Глотай, или зубы выбью!
Он пытается закричать, но вместо этого лишь судорожно глотает вливаемую воду. Попёрхивается, получает пощёчину, сглатывает. Его знобит, в ушах гремит ритм собственного сердца, во рту привкус крови и вода, вода, словно Орб теперь течёт сквозь него.
– Допивай! – командует мужчина. – Что, блевать тянет? Голову вбок – и давай.
Пытка кажется бесконечной. В Жиля вливают воду, он исторгает её обратно, и его снова поят силком, и опять до рвоты, и так раз за разом.
– Пей, малый, пей. Давай, чтоб все потроха промыло. – И Жиль снова давится, кашляет до спазма в животе.
Он не запоминает, сколько кружек воды в него влили, прежде чем он почувствовал, что может говорить и смутно видеть. В красноватом свете профиль сидящего рядом с ним мужчины кажется знакомым. Жиль старательно щурится, всматриваясь. Нос с горбинкой, острый подбородок, высокий лоб, зачёсанные назад гладкие волосы, собранные в хвост.