Одержизнь - стр. 24
– Я завтра приду, – обещает Жиль Бойер тюремной ограде. – Как всегда.
Он кладёт обе ладони на бетонную стену, с силой толкает, ощущая ладонями и кончиками пальцев каждую выемку и шероховатость. Маленький ритуал, всплеск отчаяния и чего-то вроде надежды. Плевок в пыль у ворот как завершение.
– Что, Акеми мама гулять не пускает? – ехидно несётся вслед. – Или муженёк под бок подгрёб?
До поворота Жиль идёт, гордо распрямив спину и не оборачиваясь. И лишь свернув за угол, бросает велосипед, садится на обочину и закрывает лицо ладонями:
– Китаи шимасу[3]…
Лёгкий ветер обдувает ему затылок. Будто кто-то поглаживает. Кто-то, по чьим прикосновениям Жиль немо, жутко тоскует. Хочется закутаться в воспоминания, как в мягкое одеяло. С головой накрыться, уйти в прошлое. Но сейчас это непозволительная роскошь. Надо ехать домой.
Дома бледный вид и умоляющее «мне как-то не очень хорошо» не убеждают Веронику в том, что брата надо оставить в покое. В Жиля вливают чай на каких-то нянюшкиных травках, заставляют расчесать волосы (косичку Вероника заплетает ему сама, это её привилегия) и переодеться. Когда брат выходит в прихожую в мешковатом комбинезоне и в очередном безразмерно-растянутом свитере, у сестры опускаются руки.
– Я же тебе вчера нашла вещи, – в отчаянии напоминает она.
– Они мне коротки и широки, – пожимает плечами Жиль.
У ворот сигналит электромобиль – Роберы прислали за гостями личного шофёра. Вероника вздыхает и первая выходит из дома. За ней следует дочь, одетая в пышное платье малахитового цвета, и сосредоточенный тихий брат.
– Ты похож на садовника, – комментирует девчушка внешний вид Жиля. – И я тоже хочу столько карманов в штанах!
– Я тебе по секрету скажу, – подмигивает он, подсаживая её в машину. – На самом деле я и есть садовник. Никому не говори.
У Роберов Жиль сразу же забивается в угол дивана в гостиной – подальше от стола, за которым шумно общаются гости и хозяева. Ему хочется есть, но нежелание хоть на мгновение оказаться в центре внимания сильнее голода. Он сидит и наблюдает, как сияет его сестра, которой дали подержать маленького сына погибшего Советника Робера, как ползают под столом Амелия и чей-то мальчонка лет пяти, как курят на крыльце дома пожилой месье Робер и теперь уже бывший Советник Лефевр и как сидящая за столом спиной к Жилю Люси Кариньян трогает пальчиками босой ноги лодыжку Сельена Лефевра. Последних двоих считают лучшей юной парой Ядра: оба светловолосы, одинаково обворожительно улыбаются, всегда роскошно одеты и вечно собирают восхищённые взгляды.
– Привет, Жиль. – Рядом с ним присаживается Софи Робер. – Замечательные на тебе штаны. Ты чего тут один?
Пожалуй, Софи – одна из немногих элитариев, не вызывающих у Жиля неприязни. Даже невзирая на то, что она сестра Бастиана Каро. Она не пристаёт с вопросами, не пытается втереться в доверие. Она хорошенькая: приятно-округлые формы, яркие губы, живой взгляд карих глаз, задорный смех. С ней уютно и просто общаться. И Жиль очень сочувствует молодой вдове Робер. Он видел, как убили её мужа. И только спустя полгода понял, что Пьер Робер был очень неплохим человеком.
– У вас очень уютный диван, мадам Робер, – улыбается он. – Он меня не отпускает.
– Пойдём за стол? – предлагает Софи и мягко берёт его за руку. – Обед сегодня на редкость вкусен и разнообразен. У нас повар, которым можно гордиться.