Одержимый и Любовь - стр. 8
В институте тоже обзавёлся друзьями. Никогда в компании не ходил, но себе имя сделал почти сразу. Владимир Амосович учил: «Толпой никого не бей, но и себя в обиду не давай». Я не только себя не давал в обиду, но и Клёпу.
Клёпа учится на инженера, с ним попали жить в одну комнату. Надо было видеть его после школы! Дрищ в очочках, на морде веснушки, волосы, как воронье гнездо светло-рыжего цвета. Естественно, он получил почти сразу, как вступил на третий этаж общаги, ещё до начала учёбы.
Пацанам понравилось пинать Клёпу, и они заявились к нам в комнату, чтобы хорошенько его чморнуть. Тут все познакомились с Мироном Корсаровым, то есть со мной. Какие-то разборки мне первый месяц устраивали. Но я к мужицкой казарме привык. А девок в институте минимум, в основном, парни. В таком обществе место под солнцем нужно забивать сразу и не подпускать к себе. Вместе со мной не хило устроился и Фима.
На самом деле он Серафим. В переводе – огненный. Назвали так, потому что родился рыжим. А фамилия Клёпкин. Клёпкин должен быть Петя или Санёк на крайней случай, а у меня в комнате живёт СЕРАФИМ!
Фима оказался очень полезным кадром. Он, конечно, задрот, но головастый. И задачи мне решал, и помогал с курсовыми. Я в свою очередь за три года отвадил пацанов его чморить и не жопил своей жратвы. Фима из какой-то деревни, родаки совсем не помогали. А устроиться на работу у него силёнок не хватало, он всю энергию в учёбу кидал. Так что приходилось Клёпе голодать, точнее, я не дал.
Учился я из рук вон плохо. Всё время что-то пересдавал, старался не прогуливать, чтобы не вылететь, но зато работал уже третий год. Да так, что позволил себе купить битую точилу, шмоток, ноут и телефон. И кроссы у меня брендовые.
Девушки нет… Номер взяла, но не пишет.
Куртку и футболку я снял ещё на полпути, по пояс раздетый вошёл в общежитие. Вахтёры у нас не злобствуют, как в женской общаге, особенно, если видят, что на ночь глядя ломится трезвый спортивный человек.
У меня здоровый образ жизни. Спиртное редко, тусовки к чёрту, только тренажёры, бег и ледяной душ, когда плющит. Бывает у меня, загоняюсь и реву. Да, я плачу. Никто никогда не увидит, знает только психиатр. Детские травмы, их оказалось слишком много, приходится сейчас их лечить.
Одним словом вся моя жизнь — борьба с собой и с соблазнами.
А они повсюду.
В общаге тихо. Недавно сдали сессию, и сразу все разъехались. Те, кто не успел, должны были праздновать, но что-то такая тишина на нашем этаже стояла, что даже подозрительно.
— Рон! — зовут меня и следом свистят.
Пьяный Батон подходит ко мне, когда я уже собираюсь дверь в комнату открыть. Глаза у него стеклянные, блестят. Морда красная и довольная. — У нас Мирошкина, не хочешь? Макс за гондонами побежал.
— Одна на всех? — усмехаюсь и прислушиваюсь.
— Нет, ещё Чукча есть, но её твои утащили и нас не пускают.
Мои – это те, кто перешёл на четвёртый курс, Батон только на третий собрался.
— На хрен, — я открыл дверь и тут же закрыл перед носом Батона, которому вдруг захотелось пообщаться.
И так на работе задолбал. Батон с электрикой дружит, устроился в мою мастерскую, точнее, я слово за него замолвил. Вон какой благодарный, даже пригласил на публичную девку.
У нас с Фимой уютная семейная идиллия. На окне занавески моей бабушки, у двери её коврик. Холодильник б/у купили. Фима стол и стулья сообразил. Две койки и два письменных стола. Чистота, как у мальчиков-зайчиков в приличном обществе. Шкаф тоже ремонтировать пришлось, он забит не только шмотками и постельным бельём, там ещё Клёпкины учебники стопками.