Одержимость справедливостью - стр. 21

– Слушай, может, я у тебя переночую. Не хочу я домой, видеть отца не хочу. Мне ничего не надо, я на полу лягу. У тебя же надувной матрас есть?

От этой идеи у меня ноги подогнулись. Я представил себе, как Димка случайно находит у меня в комнате свою коробку с кистями. Минуту, я даже слова сказать не мог.

– Так ты у Розы переночуй, она же одна живёт, – наконец выдавил я из себя первое, что пришло в голову.

– У Розы? А что, вдруг не прогонит, – Димка даже остановился.

Я сразу вспомнил масленые глазки этой похотливой девки, которыми она весь вечер провожала Димку. А он даже не замечал. Конечно пустит, и в кровать с собой положит. Бесстыжая тварь! Я только сейчас понял, что она весь этот вечер ради него затеяла. Юбка, короче некуда. Никогда она такое не носила. Наверное, и трусы не надела. Ну уж нет, я вам такого удовольствия не предоставлю.

– Подлец! Как у тебя язык поворачивается? Молодая девушка, замуж выходит! А ты, со своими грязными мыслями! Неужели ты на такое способен? Выходит, я тебя совсем не знаю! А ещё другом называл!

– Да ты что, я же только переночевать…, – залепетал Димка, – и в мыслях не было к ней лезть.

– Мало ты её на картошке портил! Думаешь, я не помню?

– Никто её не портил. Не было у меня с ней ничего.

– Как же не было? Она же тебя ногами обнимала. Забыл, как рассказывал, подробности, попка выпуклая!

– Не было. Я же тебе говорил, она мне никогда не нравилась. После картошки мы вообще не встречались.

Неужели и правда, не встречались, – подумал я про себя. Как он может? В мыслях, я не раз обнимал её, ночью просыпался, такое снилось….

– Скажешь, после картошки между вами ничего не было?

– Клянусь, не было.

Ну и бован, – может, мне самому сейчас вернуться, скажу, что забыл что-нибудь. И уж не выпущу…. Но вспомнив, как она меня ногой в лицо, подумал, что будет орать. Соседи услышат. Эх, хороша Маша, да не наша.

– Понял я, ты прав! – продолжал Димка, – идём к тебе.

Ну уж нет. Будь ты проклят со своими кисточками. Видимся мы с тобой последний раз. Больше, я с тобой на одном гектаре не сяду. Как же его отшить-то….

– Вот что Дима, ты сейчас пойдёшь к родителям и всё им объяснишь. Они тебя простят. У тебя мама такая хорошая, они всё поймут. Они же волнуются сейчас, наверное не знают, где ты. Ты отца видел, после разговора по телефону?

– Нет, не видел. Ты, правда думаешь, что я сам у себя подарок украл?

– Это не моё дело, разбирайся сам. Может, переложил куда-нибудь, или отнёс показать кому-нибудь, и забыл.

– Да, говорю же тебе, я это в глаза не видел!

– Я тебя не осуждаю, я о другом. Родителей уважать надо! Они для тебя всё, вон как стараются. А ты обижаешься. Стыдно, нельзя так. Нехорошо. Понимаешь?

С минуту шли молча. Димка, с пьяных глаз соображал медленно.

– Но ты ведь мне веришь? Веришь? – прорезался он, наконец, – ты прав! Я всё понял. Ты настоящий друг! Ты правду в глаза говоришь, не все так могут. Я этого не забуду.

Эх, Розочка, не доставайся же ты никому…

В палате для выздоравливающих, куда меня перевели, было ещё семь таких же как я. Только все они были солдатами из разных частей, а я один гражданский среди них затесался. Болезни у всех были разные, но все инфекционные. Считалось, что мы уже не заразные. Нас уже не лечили, а просто наблюдали, чтобы не было рецидива. Все кроме меня, кто был в палате, пребывали в хорошем настроении потому, что «солдат спит, а служба идёт». А мне чего радоваться, я тут можно сказать, за свой счёт. Не успел даже в армию попасть. Сюда, в военный госпиталь привезли прямо из военкомата. На медицинской комиссии обнаружили болезнь и привезли сюда на обследование. Оказалось, что я таки подхватил где-то заразу с красивым названием, Инфекционный Мононуклеоз. Что за дрянь, никто не знает, но заразная. Вначале даже изолировали, заподозрили осложнение, два месяца почти провалялся. Теперь вот, в общей палате с этими гогочущими придурками. Радуются, с медсёстрами заигрывают. А у меня никакого настроения. Получается, я целый год жизни потерял.