Очищение - стр. 30
Первое:
«Он мягкий и чистый,
В глаза мне посмотрит.
И нежной ладонью,
Грехи мои смоет»
И второе:
«В глазах его,
Я вижу свет.
Иисус придёт,
Спасенье есть!»
«Спасенье есть? Он? Кто он? Спасенье. Не спас он тебя, – вслух произнесла Ева. Не отдавая себе отчета, она встала с кресла и, словно хищник запертый в клетке, принялась ходить взад-вперед по гостиной, – Он? Кто же тот мужчина, в глазах которого ты свет видела? Это не Гена, это не про него ты писала. Иисус? Нет. Нежной ладонью… Он мягкий… Это человек из плоти и крови. Так кто он? Ну, дай же мне зацепку. Почему ты имя его не записала? Куда ты меня ведешь? Что ты говоришь мне своими стихами? Я не понимаю! Это ты одержима или он одержим? Ты один раз сходила в эту церковь? Сколько раз ты была там? Или это не церковь вовсе? Ты побывала в этой церкви и через год после этого написала стихи, наполненные религиозным смыслом, стала грустнее и, наконец, твое тело находят недалеко от католической церкви. Это связь? Это подсказка? Это тот священник с проповедями про огонь в глазах? Возможно. Тогда причём здесь «Чёрный георгин», «Хирург»? Не доказано, что в этих делах была религиозная подоплека, да и зачем так заморачиваться и имитировать убийства из прошлого? Здесь что-то другое, но что? А вторая жертва? Она ходила в церковь? Была религиозна? – Ева взглянула на часы, время было глубоко за полночь, – Звонить Громову уже поздно. Они знают? Они спрашивали? А вдруг дела не связанны? Вдруг, я неправа?»
Ева открыла дверь в спальню и посмотрела на доску расследования своей жизни, доску расследования той ночи. Она смотрела на фотографию своей мамы в центре паутины красных и зеленых лент, ведущих от одной фотографии к другой, от одного куска газетной вырезки к другому. В такие моменты эта стена помогала ей найти уверенность в себе. Она смотрела на нераскрытое, на самое странное дело своей жизни и убеждалась, что больше не допустит нераскрытых убийств, больше не позволит себе что-то упустить, что-то забыть.
«Нет. Я права, – она смотрела на фотографию улыбающейся красивой женщины, – Ведь, я права, мама?»
Безмолвный ответ скрыла ночь.
***
Иногда Еве казалось, что Морфей её ненавидит. Он либо вообще не приходил, либо одаривал кошмарами. Она и сама не знала, что хуже. Мысли перемешивались, сплетались в паутину из фраз, дел и поступков, а она как маленькая мушка неистово билась в ней, пытаясь выбраться, но всё больше и больше погружалась в вязкий капкан.
Температура не спадала, а горло уже горело огнём. С ног до головы Ева покрылась холодным липким потом, от чего злилась ещё больше. Обессиленная, больная и истощенная от голодания Ева встала с кровати и пошла в ванную комнату, чтобы попытаться смыть с себя злость.
На полусогнутых ватных ногах она почти ползком добралась до крана со спасительной прохладной водой, почти открыла его, почти умылась, когда услышала раздражающе громкий звонок сотового телефона.
Во мраке квартиры, спотыкаясь и ругаясь, девушка на звук нащупала около прикроватного столика телефон:
– Следователь Тайнова слушает.
– Ева Александровна, здравствуйте! – девушка узнала голос Астахова, – Я понимаю, что время пять утра, но тебе… Вам… Да какого хера, тебе это понравиться. Ты же любишь всю эту непонятную чертовщину. Записывай адрес и приезжай, как можно быстрее.