Очерки по социологии культуры - стр. 13

Вам приходится заниматься общественным мнением, следовательно, всякими политическими делами. Кажется, вы должны сторониться этих сюжетов?

Я бы не сказал. Во-первых, к тому времени, когда я стал заниматься общественным мнением, у меня сложилась устойчивая «социологическая» среда общения. Эта среда состояла из нескольких людей, образующих круг Левады, я был из предпоследнего призыва. Потом, у меня уже были какие-то работы, некоторый социологический багаж. Во всяком случае, изоляционизма и отстранения от того, что происходило за окном, уже не было. Тем более что за окном стали происходить вещи, которых мы до этого не видели. Это было страшно интересно. У кого-то из моих коллег, друзей – и переводчиков, и социологов – было другое отношение к происходившему, более сдержанное, более настороженное, недоверчивое. Мой же запас недоверия и скептицизма закончился. Я включился в проблематику общественного мнения и примерно с конца восемьдесят девятого года начал интенсивно публиковаться в газетах. В течение довольно длительного времени мне приходилось писать по два-три газетных материала каждую неделю – каждую неделю!.. Это совершенно другой ритм жизни, совершенно другое ощущение. Скуки не было абсолютно, было чувство подъема и расширяющихся возможностей. Сформулировал вопрос – прошло полевое обследование, получил ответы – написал аналитический материал в газете. Материал прочитали, на кого-то подействовало… Когда в 1991 году был путч и данные наших опросов в Белом доме читали по радио тогдашние «взглядовцы», читало только что созданное «Эхо Москвы», – чего уж говорить! – такие моменты дорогого стоят. Нет, скуки и отчуждения нет. Вначале, когда начинался ВЦИОМ, мы долго искали форму опубликования результатов. Наш отдел все время перетряхивали, набирались новые люди, одни уходили, другие приходили. Форма никак не налаживалась… Пытались выпускать бюллетенчик, он менялся по формату, объему, содержанию, типу представления материала. Наконец, определилась форма журнала. Эту штуку придумала и сумела пробить Татьяна Ивановна Заславская. Постепенно разогнались. До этого никто же из нас журналов не издавал, не печатался в газетах, не выступал с трибуны, по радио и телевидению, на каких-то круглых столах. Все это были новые формы деятельности, к которым мы пришли очень поздно. Все придумывалось и делалось на ходу.

А когда у вас с Гудковым вышла книжка по социологии литературы?

В девяносто четвертом году. К этому времени возник журнал «Новое литературное обозрение». Я в «НЛО» печатался с первых номеров. Там начал складываться новый круг, в котором можно было существовать. Мы с Гудковым еще не впряглись в полную силу во вциомовские социологические дела, в «фабрику» и в собственный журнал (наш «Мониторинг» начал выходить тогда же), в проект «Советский человек» и не бросали идею социологии литературы. В круг «НЛО» входили какие-то продвинутые литературоведы, поздняя Тартуская и послетартуская школа. Образовалось единственное для нас общее поле, где обсуждались теория культуры и теория литературы. Они обдумывали идею издательского дома. Предложили нам с Гудковым выпустить книжку. Видимо, на тот момент ничего более горячего и более готового не было. Мы собрали то, что у нас было, и сделали «Литературу как социальный институт». Здесь же, во ВЦИОМе, набрали текст, подготовили макет. Это была первая книга в научной серии «НЛО».