Очерки истории Ливонской войны. От Нарвы до Феллина. 1558—1561 гг. - стр. 28

. Помощи же все не было и не было, и в «Великую субботу (9 апреля. – В. П.) выехали к ним (ивангородским воеводам. – В. П.) ругодивские посадники (бургомистр И. Крумхаузен и ратманы. – В. П.) и били челом воеводам, чтоб им государь милость показал, вины им отдал и взял в свое имя», а «за князьца (т. е. за Шнелленберга. – В. П.) оне не стоят, воровал к своей голове, а от маистра они и ото всей земли Ливоньской отстали»[122]. Жившим посреднической торговлей нарвским бюргерам (во всяком случае, части из них), к тому же не видевшим реальной поддержки ни стороны других ливонских городов (прежде всего Ревеля), ни со стороны магистра, перспектива быть полностью разоренными, а то и убитыми, была не по нраву. Потому они и решили перейти в подданство Ивану Грозному, отправив послов в Москву договариваться об условиях перехода.

После переговоров, длившихся два дня, было достигнуто соглашение о новом прекращении огня, нарвитяне дали заложников «в заклад» и отправили посольство во главе с бургомистром в Москву. И вот что любопытно. Отечественный исследователь В. Перхавко пишет, что Сильвестр (тот самый протопоп, который, согласно давней историографической традиции, был одним из главных действующих лиц пресловутой «Избранной рады» и «добрым гением» Ивана Грозного. – В. П.) и его сын Анфим тесно контактировали с нарвской городской верхушкой, в частности, с первым бургомистром И. Крумхаузеном (последний незадолго до начала конфликта пробил в Москве при посредстве Сильвестра некие торговые привилегии лично для себя, любимого). И Крумхаузен писал в мае 1558 г. в Ревель о невозможности сохранить мир с Москвой, ссылаясь на известие от его друга Анфима. При этом и сам Сильвестр, и Анфим активно и по-крупному торговали (Сильвестр, кстати, по происхождению был новгородцем и поднялся при Макарии – не исключено, что и в Москву он прибыл вместе с новопоставленным митрополитом, и сделал быструю карьеру при его протекции. Опять «новгородская партия»? Возвышение же Сильвестра способствовало и быстрой карьере его сына, который очень скоро выбился в числе первых государевых дьяков)[123]. И случайно ли именно Крумхаузен отправился в Москву договариваться об условиях принятия Нарвой московского подданства? И еще – дом святой Софии активно торговал с Нарвой. Отсюда и вопрос – почему Иван вдруг переменил свое прежнее решение ограничиться «выколачиванием» «юрьевской» дани и обратил свое внимание на Нарву? Что (или кто) повлиял на эту перемену в настроении царя?

Но вернемся обратно к истории «нарвского взятья». Пока нарвские послы во главе с бургомистром добирались по весенним дорогам до русской столицы, Иван IV, получив весть о том, что «ругодивцы» готовы признать его власть, отправил в Ивангород воевод боярина А.Д. Басманова и Д.Ф. Адашева. Им были подчинены «дети боарские ноугородцы Вотцкие пятины» и 500 стрельцов под началом голов А. Кашкарова и Т. Тетерина[124]. Кроме того, в Ивангород был переведен из Гдова воевода А.М. Бутурлин и из Неровского города – И.Ш. Замыцкой (и оба явно не самдруг, а с тамошними служилыми людьми). Любопытно, что И. Крумгаузен и нарвские ратманы писали Фюрстенбергу 2 апреля 1558 г., что неприятель перебросил во Псков дополнительные силы[125]. Не идет ли здесь речь о «вотцких» детях боярских и стрельцах московских?