Очарованная вальсом - стр. 24
Как бы то ни было, вот они и пришли. В конце коридора лакей распахнул дверь, и Ванда оказалась в ярко освещенном салоне.
Это была самая необычная комната, какую Ванде когда-либо доводилось видеть.
Салон был так тесно заставлен мебелью, фарфоровыми вазами, украшениями из слоновой кости, хрусталем и серебром, что трудно было представить, как человек может передвигаться здесь, не задев что-нибудь. Вначале Ванде показалось, что в напоминающем сокровищницу салоне никого нет, но затем она рассмотрела сидящую возле камина пожилую женщину.
Лицо женщины было сплошь в морщинах, седые, совсем белые волосы уложены по моде тридцатилетней давности. Несмотря на почтенный возраст, женщина держалась в кресле прямо, как трость. В ярком свете свечей сверкали драгоценные камни на ее ожерелье, браслетах, кольцах, которыми были унизаны ее пальцы.
– Так вы дочь Карлотты Шонборн! – воскликнула женщина низким скрипучим голосом, напоминавшим звуки, какие издают некоторые экзотические птицы.
Что-то птичье было и в повороте ее головы, и в любопытном взгляде неожиданно молодых глаз.
– Да, мадам, – ответила Ванда, низко приседая в реверансе.
– Вы тоже хорошенькая. Я помню вашу мать в первом ее замужестве. А этот брак я никогда не считала счастливым – ваш отец был слишком стар для нее. Скучнейший, знаете ли, человек… на редкость…
Ванда не знала, что ответить на это, и молча стояла перед баронессой, силой заставляя себя не слишком таращиться на алмазы и сапфиры на ожерелье, на позвякивающие браслеты, на рубины и изумруды, сверкавшие в кольцах при каждом движении пальцев. Мать учила ее правилам хорошего тона, и это было одно из них: не разглядывать откровенно, выказывая свое любопытство, ни людей, ни их одежду, ни обстановку, в которую ты попадаешь впервые, и она тебя удивляет; сдержанное достоинство – вот чем должен встречать воспитанный человек любые неожиданности, которым он стал свидетелем.
– Слава богу, вы на него не похожи… А похожи вы… – Баронесса словно размышляла вслух и присутствия Ванды будто не замечала. – И эти голубые глаза… я полагаю… да, да… верно. Я не могу ошибаться…
– Что верно? Что вы полагаете, мадам? В чем вы не можете ошибаться? – осмелилась подать голос Ванда, всерьез озаботившись состоянием баронессы и тем, что она от нее слышит.
– Я опять разговаривала вслух? – озабоченно спросила баронесса. – Дурная привычка. Я слишком много времени провожу в одиночестве, вот и беседую сама с собой. Надеюсь, вы составите мне общество – как я понимаю, вы приехали, чтобы остановиться у меня и пожить здесь?
– Если мне будет позволено, мадам!
Баронесса рассмеялась, словно услышала что-то забавное. Ее смех напоминал кудахтанье.
– Так распорядился князь Меттерних, – сказала она. – Разве вам не известно, что любое его желание должно быть непременно исполнено? В Вене все ему повинуются. Вскоре вы сами в том убедитесь. А теперь вам нужно отдохнуть. Вечером мы с вами едем на бал-маскарад, я не ошиблась?
– Вы тоже, мадам? – не удержалась Ванда.
– Разумеется! – дернула птичьим плечиком баронесса, и бриллианты опять сверкнули всеми цветами радуги. – Почему я должна оставаться дома? Я, конечно, стара, увы, но не настолько, чтобы улечься спать, когда можно с удовольствием понаблюдать за тем, как развлекаются другие. А на то, чтобы отдохнуть, у меня будет достаточно времени, когда я лягу в могилу. А теперь идите, дитя мое, и поспите – если сможете, конечно. У вас не так много времени!