Обязана быть его - стр. 46

— Когда решишь, тогда и будем разговаривать, — бросила я, пытаясь высвободить руку.

— Я решу тогда, когда пойму, что ты из себя представляешь, — сдержанно и холодно произнёс он, сжав моё запястье сильнее. – Пока представления о тебе у меня весьма противоречивые. Но запомни, Дарина, я тебе уже сказал – вранья я не переношу. Не пытайся притворяться и играть. Я всё равно пойму это.

— Считаешь, мне это нужно? – я всё-таки открыла дверцу. – Ты забыл, что сам лезешь ко мне в жизнь? Сам пытаешься… — я повысила голос, но предложение не закончила, ибо не знала толком, что конкретно он пытается. Вместо этого выскользнула из машины.

— Только после того, как ты влезла в мою, — он вышел следом за мной.

В расстёгнутом пиджаке, свитере, стоял возле машины, положив руку на верх дверцы.

– Поэтому прекрати истерику. Тебе это не идёт. Ты слишком красива для безобразных сцен. Иди за дочерью. — Посмотрел в сторону двора, потом на меня. – Я жду тебя тут.

12. 12

Отбежав вперёд на несколько метров, Соня нетерпеливо оглянулась на меня.

— Спасибо, — поспешно поблагодарила я воспитательницу, аккуратно держа полученный от неё только что рисунок дочери.

— Не оставляйте это просто так, — улыбнулась она и плотнее укуталась в пуховик.

К вечеру похолодало, от ветра кончик носа у неё покраснел, но говорила она без усталости и раздражения. Всегда доброжелательная и внимательная, она и сейчас проявляла живое участие, хотя знала Соню всего-ничего.

— У вашей дочери талант, Дарина.

— Да…

Я даже немного смутилась. Наша прошлая воспитательница из частного детского сада пару раз говорила мне о том, что Соня для своего возраста достаточно хорошо рисует, но никогда не уделяла этому такого внимания. Поначалу я вставляла принесённые ею из сада картинки в рамочки, но Эдуарду это не нравилось, и мне пришлось снять их.

Калитка открылась, и на территорию зашла ещё одна мамочка. Попрощавшись с воспитательницей, я взяла дочь за руку. Маленькая ладошка тут же потонула в моей, и я сжала пальчики, спрятанные в перчатку.

— Тебе нравится рисовать? – будто невзначай спросила я, когда мы шли по дорожке.

Соня как будто задумалась. Я заметила, как она хмурит крошечные бровки, почувствовала, как шевельнулись её пальчики.

— Нравится, — наконец ответила она и сама потянулась к ручке калитки, чтобы помочь мне открыть её.

Когда-то я тоже любила рисовать, но со временем это забылось, потерялось. Какое там рисование в нашей никудышной школе, где порой и учителей по основным предметам не было по несколько месяцев? Вдруг мне вспомнилось, что, когда я училась в пятом или шестом классе, у нас открыли Изостудию, и я, совсем ещё девчушка, с восторгом рассказывала об этом маме.

— Ты бы лучше читала больше, — ответила тогда она строго. – У тебя с биологией проблемы, про математику я даже говорить не хочу. Садись делать уроки.

Изостудию закрыли буквально через месяц, но на несколько занятий сходить я всё-таки успела, даже несмотря на то, что мама не одобряла этого. Работавшая в той самой школе учителем географии, она знала всё о моих достижениях и промашках. Как бы много она мне ни дала, как бы тяжело ей ни было одной поднимать меня, порой это было невыносимо. Постоянный контроль, маленький посёлок, однокомнатная квартира, где всё, что было у меня личного: кровать и тумбочка, отгороженные ширмой.