Обвиняется в измене - стр. 29
— Господи, Денис, ты совсем с ума сошел? – Она смотрит на меня, как на извращенца.
Блядь, да что тут такого? В тридцать пять у меня не стоит утром только если я всю ночь трахался, как кролик. Я не дряблый старик, я в прекрасной физической, моральной и финансовой форме, и милая девятнадцатилетняя стесняшка очень даже попадает в ареал моей охоты. Тем более, когда она еще и огрызается, как забавный тушкан.
Само собой, весь этот монолог происходит только в моей голове. Я слишком хорошо знаю Инну, чтобы вестись на это ее «я и так все знаю, признавайся». Когда-то, когда был моложе и не таким циником, как сейчас, я попался на эту уловку. И запомнил урок на всю жизнь. Как и все последующие, благодаря которым стал тем, кем стал: мудаком и засранцем. Но уж по крайней мере я не корчу из себя своего в доску хорошего парня, и это лучшее доказательство того, что во мне еще есть что-то человеческое. Странным образом выжившее в ядерной бомбардировке семейной жизни.
— Ты вообще охренела пороть эту чушь? – Я складываю руки на груди, глядя на Инну сверху вниз. Холода и безразличия в голосе ровно столько, чтобы ее «буйная фантазия» остыла со скоростью брошенной в воду раскаленной железки.
После таких процедур Инна всегда успокаивается. Поэтому этот метод экстренной помощи я использую в самых крайних случаях, чтобы жена точно знала – вот теперь она окончательно меня разозлила.
— Не закроешь рот прямо сейчас – это будет наша последняя совместная поездка куда-либо.
— Ты даже не замечаешь, что обращаешься со мной, словно с вещью. – Инна быстро переключается на обиду. Еще одна хитрость, на которую я раньше охотно велся, как дурак, принимая уловку за настоящее раскаяние. – Как будто я просто еще один аксессуар крутого Дениса Ван дер Мейера, его булавка для галстука.
К несчастью для нее, меня такие выпады давно уже не трогают.
Раньше хоть добавляли перчинку, остроту, потому что что-что, а «засасывать» свои косяки Инна умела на двести процентов.
А теперь осталось только раздражение.
— Знаешь, дорогая, - по такому случаю я нахожу для нее самую «добрую» из своих улыбок, - я для тебя тоже аксессуар. Называюсь «Большой Толстый Кошелек и Волшебный Золотой Пластик». Смотри, а то потеряешь бдительность, и нечем будет хвастаться в инстаграм своим бабам.
Это всегда действует – угроза отодвинуть от кормушки, угроза забрать у нее красивую жизнь. И каждый раз мне где-то на подкорке даже хочется, чтобы жена плюнула мне в лицо, сказала что-то вроде «да вали ты в жопу со своими деньгами!» и дала мне повод верить, что когда-то между нами было что-то хорошее.
Так что, когда Инна просто захлопывает рот и нарочно отворачивается от меня, делая вид, что собирается снова уснуть и потом сделать вид, что этого разговора не было, я принимаю это, как лекарство от раскаяния за грубость.
Я не святой – это абсолютно объективная оценка себя. Но святые не вскарабкиваются на вершины финансовых гор, не добиваются того, чтобы вот такие «мандаты» поили их коллекционными коньяками из личных запасов у себя на даче, не дают женщинам вроде Инны жизнь, которой можно козырять перед нищебродствующими подругами.
В наших с женой товарно-денежных отношениях нет места сантиментам.
14. Глава тринадцатая: Соня
Глава тринадцатая: Соня