Обвиняется в измене - стр. 10

— Что скажешь насчет младшего братца? – Ларин вдруг перестает корчить добродушного дядьку и пытливо оценивает мою реакцию.

Хорошо, что у меня есть чем запить противную горечь от внезапного осознания, что между мной и Одуваном огромная пропасть, имя которой – шестнадцать лет разницы. Не пять, не шесть, как с Сашкой, и даже не десять. И даже если предположить утопический вариант развития нашего знакомства, исключив из него мой брак и тот факт, что малышка явно шарахается от меня, как от чумы, эти проклятые шестнадцать лет вообще никуда не денутся.

Я делаю глоток, немного задерживаю жидкость во рту, чтобы хоть немного перебить вкус беспомощности, и только потом говорю:

— Саша отличный парень.

А что я должен был сделать? Петь ему дифирамбы, чтобы собственными костями выстелись ему путь в Сонину постель?

— Я понимаю, что он твой брат, - еще более жестко говорит Ларин, внезапно крепко, до желания на хрен оторвать ему руку, стискивая мое плечо. – Он мне нравится: кажется рассудительным, башковитым, не боится работы и не особо белоручка. Бойкий, хваткий. С хорошим приданым, да?

Я снова криво улыбаюсь и беру паузу на еще дин глоток. Но сегодня явно что-то с атмосферой, потому что чем больше я пью, тем быстрее трезвею, становлюсь дьявольски злым и раздражительным.

— Он же мой брат, - снова уклоняюсь от ответа. – Голым и босым точно не будет.

Ларин пару секунд пристально изучает мое лицо, хмурится, а потом, вдруг, снова почти добродушно улыбается.

— Мне нравится, что ты его не выгораживаешь, как мамка. Потому что, знаешь, - «мандат» подбородком тычет в сторону сладкой парочки, - он нравится моей девочке, а моя Соня никогда не ошибается в людях. Такой уж уродилась, вся в меня.

«Интересно, что бы ты сказал о своей прозорливости, папаша, если бы узнал, что пока ты тут распинаешься, я мысленно вовсю «жарю» твое сокровище?»

Сашка – тот еще бабник-террорист. Я сам приложил руку к его потребительскому отношению к женщинам и прямо сейчас, когда он изображает Паладина, все, что ему нужно от Одувана, мало чем отличается и от моих собственных на нее планов.

И если я намекну Ларину, что святой на самом деле просто снимает крестик, когда грешит, Сашка может на хрен забыть об Одуване. Но он мой брат. И даже сволочная беспринципная натура не дает мне так подставить Младшего, который делает лишь то, чему я сам его обучил.

С другой стороны – я так же не обязан ему помогать.

А с третьей…

Я замечаю, что Соню отвлекает какая-то разодетая матрешка - и они обе выходят на улицу. Извиняюсь перед Лариным, говорю, что мне нужно перезвонить жене и узнать, все ли у нее в порядке, потому что она обещала приехать - и я волнуюсь слишком долгой задержке, а сам тем временем почти силой утягиваю брата от пары мужиков, с которыми он вовсю ведет какие-то переговоры.

— Займи Ларина, - шиплю ему на ухо. – Поезди по ушам, пусть думает, что ты тут трешься не только ради его дочурки.

— Дэн, ты вообще…

Я знаю, что я вообще, поэтому не собираюсь ничего слушать, тем более, когда Одуван где-то там, в прохладной августовской ночи, так соблазнительно доступна для разговора тет-а-тет. И лучше бы спровадить Сашку в надежное «надолго», чтобы не дай бог не влез в самый неподходящий момент.

— Если собрался окучивать девочку, Младший, сначала удобри папашу. Он вообще-то не очень горит желанием давать официальное согласие на ваши отношения.