Обсидиановая бабочка - стр. 7
Мы с Эдуардом уставились на небольшой саквояж, который я держала в левой руке. Он выдал мне улыбку Теда, но реплика принадлежала Эдуарду:
– Анита предпочитает носить свой груз сама.
Донна посмотрела на меня так, будто этого не могло быть. Возможно, она не так сильна и независима, как кажется с виду, или еще лет на десять старше, чем мне показалось. Другое, понимаете ли, поколение.
– Тед правду говорит, – сказала я, чуть излишне подчеркнув голосом его имя. – Я сама ношу свой багаж.
Донна посмотрела так, будто хотела исправить мое очевидное заблуждение, но вежливость помешала. Это выражение лица (но не молчание) напомнило мою мачеху Джудит и увеличило возраст Донны где-то за пятьдесят. Либо она чудесно сохранившаяся женщина пятидесяти с чем-то, сорока с чем-то, либо ей тридцать с чем-то, а морщины от солнца ее старят. Совершенно непонятно.
Они зашагали по залу ожидания передо мной рука об руку. Я пошла за ними, но не потому, что саквояж был слишком тяжел, просто мне надо было прийти в себя. Я видела, как Донна утыкается головой в плечо Эдуарда, поворачивается к нему лицом, улыбается, сияет. Эдуард-Тед нежно наклонял к ней лицо и что-то шептал, а она смеялась.
Меня аж замутило от всего этого. Что позволяет себе Эдуард, как он обращается с этой женщиной? Или она тоже наемный убийца и столь же хорошая актриса? Почему-то я в это не верила. А если она действительно та, кем кажется – женщина, влюбленная в Теда Форрестера, которого вообще нет на свете, – то я, фигурально говоря, готова была набить Эдуарду морду. Как он мог втянуть ни о чем не подозревающую женщину в свою легенду? Или (и эта мысль показалась дикой) Эдуард-Тед действительно влюблен? Десять минут назад я бы сказала, что он не способен на глубокие чувства, но сейчас… сейчас я вообще ничего не понимала.
Аэропорт Альбукерка был исключением из выведенного мною правила, что все аэропорты выглядят одинаково и не определишь, в какой части страны и даже мира находишься – ты просто в аэропорту. Если есть какие-то декорации, то они обычно берутся из другой культуры, как те морские пейзажи, что висят в барах, расположенных вдали от моря. Но здесь было по-другому. Во всем ощущался привкус юго-запада. Многоцветная мозаика или живопись с доминирующей бирюзой или кобальтом украшала почти все лавки и киоски. На полпути от самолета до входа в аэропорт стояла небольшая палатка, в которой продавались изделия из серебра. Толпа осталась позади, и шум вместе с нею. Мы вышли в мир почти звенящей тишины, окруженной белыми-белыми стенами и огромными окнами. Альбукерк раскинулся за этими окнами плоской равниной в кольце черных гор, похожих на театральные, в чем-то нереальные декорации. Жар давил даже при работающем кондиционере – то есть не было по-настоящему душно, но ты мог себе представить, каково это на самом деле. Вокруг совсем чужой пейзаж, отчего я еще острее чувствовала, что брошена на произвол судьбы. Единственное, что мне нравилось в Эдуарде, так это его способность никогда не меняться. Он был таким, каким был, и вот сейчас по-своему, по-извращенному надежный Эдуард подал мне такой крученый мяч, что отбивай как хочешь.
Донна остановилась и повернулась, увлекая за собой Эдуарда.
– Анита, это слишком тяжелая сумка. Пожалуйста, позволь Теду ее понести. – И она добродушно подтолкнула его в мою сторону.