Обширней и медлительней империй - стр. 3
Но тут она прикусила язык: в дверях кают-компании стоял Осден.
Он казался не человеком, а наглядным пособием по анатомии. Его кожа была неестественно белой и настолько тонкой, что все кровеносные сосуды просвечивали сквозь нее: словно карта на ватмане, исчерченная голубыми и красными дорогами. Его адамово яблоко, мускулатура вокруг рта, кости и связки выступали буграми настолько, что каждая деталь воспринималась в отдельности, будто специально подготовленный муляж для изучения строения человеческого тела. Волосы у него были буро-рыжими, цвета запекшейся крови, а брови и ресницы можно было разглядеть только при самом ярком освещении. Он не был настоящим альбиносом, и поэтому его глубоко запавшие глаза не были красными, но ни серыми, ни голубыми назвать их тоже было нельзя. Они вообще не имели цвета – их взгляд был прозрачен и чист, словно ледяная вода в проруби. Да и все лицо было лишено какого бы то ни было выражения – как анатомический рисунок или лик манекена.
– Согласен, – фальцетом заявил он. – Любой возврат к аутизму был бы для меня приемлемее, нежели постоянная пытка задыхаться в вони ваших дешевых и вторичных чувствишек. Почему от тебя так несет ненавистью, а, Порлок? Что, не можешь выносить самого моего вида? Так поди займись онанизмом, как прошлой ночью, – это хоть как-то улучшит исходящие от тебя вибрации. Кто, черт побери, переложил мои записи? Не смейте трогать моих вещей! Никто из вас! Я этого не потерплю!
– Осден, – спокойно прогудел своим густым низким басом Аснанифоил, – ну почему ты такая сволочь?
Андер Эсквана в ужасе закрыл лицо руками, словно заслоняясь от этой кошмарной сцены. Оллероо, напротив, уставилась на Осдена равнодушным взглядом – мол, она здесь так, сторонний наблюдатель.
– Что вам не по вкусу? – проговорил Осден. Он даже не смотрел в сторону Аснанифоила и вообще старался, насколько ему это позволяло тесное помещение, держаться на максимальном расстоянии от остальных. – На себя посмотрите: с чего мне вдруг ради вас менять свой характер?
Харфекс, человек сдержанный и осторожный, ответил:
– Не вдруг. Нам предстоит несколько лет провести в обществе только друг друга. У нас было бы намного меньше проблем, если бы…
– До вас что, до сих пор не дошло, что вы мне все до лампочки? – бросил Осден, сгреб свои пленки с записями и вышел.
Эсквана вдруг резко обмяк в кресле и мгновенно заснул. Аснанифоил начал чертить в воздухе волнистые линии, беззвучно бормоча «ритуальную арифметику».
– Его присутствие на борту нельзя объяснить иначе, как диверсией нашего большого начальства. Теперь я в этом убедился окончательно, – горячо зашептал на ухо координатору Харфекс, беспокойно оглядывая через ее плечо остальных. – Они заранее запланировали провал нашей миссии.
Порлок уставился мокрыми от слез глазами на пуговицу от ширинки, которую он бессмысленно вертел в руках.
– Я же говорила вам, что все они тронутые, а вы посчитали это преувеличением.
Но в то же самое время их никак нельзя было назвать полностью сумасшедшими и невменяемыми. «Запредельный Поиск» старался все-таки подбирать в свои команды людей достаточно образованных, культурных и умеющих вести себя в обществе. Им ведь все же предстояло провести очень много времени в тесноте корабля, и потому требовались люди, способные терпимо, с пониманием, отнестись к депрессиям, маниям, фобиям и капризам других, чтобы в коллективе поддерживались близкие к нормальным отношения. По меньшей мере, большую часть пути. Осдена, однако, трудно было назвать интеллигентным человеком, он не имел специального образования – так, нахватался без всякой системы знаний в различных областях наук, – а уживаться с другими не только не умел, но, похоже, и не желал учиться. Он попал в экспедицию только потому, что обладал уникальным даром – способностью к сверхэмпатии, или, говоря проще, он был природным биоэмпатическим реципиентом широкого профиля. Его талант не был избирательным: Осден воспринимал волны эмоциональных вибраций от всего, что вообще способно чувствовать. Он мог разделить и вожделение белой крысы, и боль раздавливаемого таракана, и фототропию мотылька. Вот большое начальство и решило, что в чуждых мирах будет очень удобно иметь под рукой человека, способного воспринять, кто и что здесь чувствует вообще и по отношению к экспедиции в частности. Осдена даже удостоили особого звания – сенсор.