Обреченный царевич - стр. 63
– Да кто они такие?! – нервно дернулся на своем складном стуле учитель Ти, сверля взглядом понуро стоящего Са-Амона. Ответом ему был тяжелый хлопок полотняного полотнища, натянутого меж пальмовыми стволами. Под этим импровизированным кровом на краю островной рощи верховный жрец Аменемхет проводил самые жаркие часы дня, чаще всего в обществе старшего писца Пианхи, молчаливого хитроглазого мужчины средних лет, и своего знаменитого черного колдуна по имени Хека, в которого превратился отмывшийся и подобающе облачившийся недавний учитель Ти.
– Кто они такие и откуда взялись?! – повторил колдун.
Несмотря на то что приказ верховного жреца по вызволению Мериптаха он не выполнил, все же остался при Аменемхете и продолжал пользоваться влиянием.
– Я слышал их речь. Они египтяне.
– Вооруженные египтяне здесь, в Мемфисе, способные стрелять в конных гиксосов?! Скажи лучше сразу, что это Гор Бехдетский вместе с Монту явились туда и поразили нечистых.
Са-Амон мрачно посмотрел на однорукого, соображая, что тут можно сказать.
В этот момент из-за края полотнища появилась виноватая физиономия юноши, младшего писца, одного из помощников Пианхи. Старший писец, испросив почтительно разрешения, удалился и, очень скоро вернувшись, подал с поклоном своему повелителю маленький глиняный, запечатанный темным воском кувшинчик. Аменемхет ничуть не удивился странному подношению и, даже не рассматривая особо, разбил о подлокотник кресла. Среди осколков обнаружился свернутый папирус. Пианхи протянул было к нему руки – чтение корреспонденции входило в его обязанности, – но верховный жрец осадил его взглядом. Сам развернул послание, прочел его два раза. Потом встал и вышел из шатра. Приближенные повскакивали, опрокидывая легкую плетеную мебель.
Аменемхет неторопливым шагом направился в глубь рощи. Попадавшиеся ему по дороге гребцы и жрецы валились коленями и лбами в песок, только один какой-то непочтительный павиан на другом конце рощи вдруг стал выкрикивать визгливые двусмысленности.
Верховный жрец начал не с откровений, а с вопросов. Он захотел выяснить во всех подробностях мнение однорукого, нервного колдуна о возможном нынешнем состоянии Мериптаха. Сон его глубок, но все же отличим от смерти, раз об этом догадались столь многие. Долго ли он проспит? И можно ли его вывести из этого состояния без помощи умений самого Хеки?
Однорукий отвечал уклончиво, громоздил горы оговорок, мол, никто и никогда не проверял, каково совместное действие примененного бальзама и змеиного яда. Распятый прямыми вопросами Аменемхета, взял на себя ответственность за одно утверждение: пока мальчик не будет доставлен в Фивы, он не заговорит. Только там, в своем подвале, среди бесчисленных своих снадобий, корней, солей, магических амулетов и камней, Хека брался ответить на вопрос о дальнейшем пути Мериптаха: выведет ли он его в солнечный свет нашего мира или путь этот проляжет в мир Запада?
Нельзя было понять, доволен ли Аменемхет этим ответом.
После разговора с колдуном он позвал к себе Са-Ра, в чьем ведении были все фиванские шпионы в Мемфисе. Доклад гиганта был прост – в городе все как обычно в эту пору. Дотлевают угарные угли новогоднего праздника, хотя, надо заметить, вокруг княжеского дворца образовался пояс тусклого, ноющего недовольства. Народ обижен тем, как с ним обошелся гость из Авариса. Поначалу изображал из себя подлинного фараона, а потом резко свернул на грязную дорожку обычного варварского хамства. Так всех обрадовал и потешил казнью гнусного мужеложника, а потом наслал своих вонючих конников, выгнал всех вон из дворцовых ворот и даже самыми простыми подарками не одарил. Всем известно, что восточная дельта, а именно там стоит царский город, славится наилучшими лозами, а где хотя бы пара барж с кувшинами для жаждущего люда? Ночью вдоль дворцовых стен бродят группы горожан с трещотками, кричат обидные слова и даже кидают камни.