Обреченный - стр. 3
На улице лил дождь. Из окна Шелестов видел, как Генка бежит по лужам к автобусной остановке. На Шелестова вдруг нахлынула волна жалости к другу, он долго стоял на лоджии, глядя на то, как тополь елозит мокрыми тяжелыми ветвями по стене дома.
Алла схватила его за волосы, провела ладонью по мокрой шее.
– Он не догадается, так что не бери дурного в голову. Все равно забудешь… Эх, счастливый ты человек! Память – что фильтр у пылесоса. Глаза и уши насосут всякой мутатени, и ходи с ней, как ленинская библиотека. А у тебя этого фильтра нет. Как влетело, так и вылетело. Ты меня хоть помнишь, бездонный ты мой? Ну же, обними меня, чудило!
– Погоди, – пробормотал Шелестов. – Я все никак не могу избавиться… Помнишь того смуглого парня, которого я у "Полковника" на хер послал? Мне кажется, что я видел его раньше… Может, на Войне?
– Ага, на Войне, – усмехнулась Алла и стала раздеваться. – Ты маму свою вспомнить не можешь, а Войной башку терзаешь! Ложись… Память, память… Послушай меня, умную дуру. Ты должен твердо помнить только об одном: ты мужик. А на остальное наплюй…
Глава 2
Генка не позвонил ни утром, ни вечером. Алла тоже не звонила. В мрачном настроении Шелестов провел дома полдня, перестирал кучу рубашек, простыни смотал в клубок, завернул в бумагу и отнес в прачечную. Закончился его третий отпускной день тем, что он вылил себе на джинсы чашку с кефиром и в очередной раз вынужден был заняться стиркой. Выворачивая карманы, Шелестов обнаружил измочаленную записку нейрохирурга, аскета высшей категории. А почему бы и нет, подумал Шелестов. Если я не уеду из Москвы, то просто сопьюсь с Аллой и Генкой.
Уже после первого звонка трубку сняли.
– Говорите!
Шелестов узнал этот молодой женский голос. Это была та самая девушка, с которой он встретился в туристском клубе.
– Звоню по объявлению, – сказал Шелестов… – Подопытный кролик для научных исследований нужен?
– Лично мне нет. Перезвоните позже, Стаса сейчас нет дома…
И короткие гудки.
Не было печали – Алла заявилась. Она стояла на пороге с мокрым зонтиком под мышкой и криво усмехалась.
– Проходила мимо, думаю, надо проведать. Головка не болит? Не забыл о том, что у тебя в штанах?
Шелестов не стал отвечать на идиотские вопросы, он думал о другом. В буфете у тетки Зины был припрятан графинчик с очищенной молоком самогонкой. Хозяйка не возражала, когда Шелестов менял пол-литра этой божьей слезы на пять кило сахара.
Он вышел на кухню, долго ковырялся в буфете, испытывая нарастающее отвращение к самому себе. Потом долго нарезал сыр, долго открывал банку с огурцами, тянул время, надеясь на то, что сейчас привалит хозяйка и тем самым предотвратит развитие греха. Но хозяйка не приходила, и Шелестов поставил на стол графинчик и рюмки.
Алла выпила первую рюмку залпом, скрутила сырок в трубочку, как сигарету взяла его губами. У Шелестова снова начала болеть голова. Некстати и Алла закурила.
– Мне жаль тебя, – сказала она, стряхивая пепел в раковину. – Тридцать лет, а за душой ничего… Хочешь, познакомлю тебя со своей подругой? Работает бухгалтером в приличной фирме. Разведенная, без детей. Хата, тачка – все, что полагается.
– На кой ляд ей сдался мужик в голову раненый?
– Так это же преимущество, зайчик! Главное, что ты в другое место не раненый. А память… – Она махнула рукой и оставила петлю дыма.