Обреченные выстоять. Мужские расказы - стр. 3
Мальчик, оглянувшись на дверь, тихо прошептал:
– Деда, а тебе страшно было? Испугался? Да?
Кирилл Фёдорович почесал бороду, глянул на внука и ответил:
– Да, Мить, очень страшно.
– А ты… это… не написал в штаны?
Дед от неожиданности замер – уж не потешаться ли над ним вздумал этот шалопай черноглазый? Но парень смотрел на старшего с серьёзным и несколько настороженным, как показалось деду, выражением.
– Нет, Митька, не вышло такого со мной – я ж на войне был. Мало ли чего там увидишь – так и портков не напасёшься.
Мальчик тяжело вздохнул и отвернулся. Дед Кирилл насторожился:
– А ну-к, погоди, ты ж мне рассказать хотел что-то? Про «вертушку», небось? Давай, твоя очередь.
Митя немного помялся, потом выдавил из себя:
– Я тоже так вот, нос к носу… с «мишкой».
Дед ахнул:
– Гималайским?!
– Нет, – помотал головой мальчик, – с «двадцать четвёртым».
Кирилл Фёдорович сообразил, что гималайские остались на Дальнем Востоке, а тут речь может идти только о Ми-24. Их в Грозном узнавали все.
– Как так? Тебе ж отец запретил ходить со двора? А если брат узнает? Иса тебе голову оторвёт сразу.
– Тсс!– испуганно приложил палец к губам Тамерлан. – Не оторвёт, а отрежет, между прочим. Но ты же поклялся не говорить!
– Поклялся, как же… Теперь ты мне клянись, что ни шагу впредь отсюда.
Митя перекрестился, затем направил указательный палец вверх, одновременно поклонившись и омыв ладонями лик свой, при этом пробормотав что-то под нос. Глянул вверх – верно: Там его уж на этот раз, должно быть, заметили непременно. Значит, можно продолжать.
– За домом Муслима – у них, знаешь ведь, овражек такой, и забор кирпичный, красный.
– Ну?
– Я на минутку только: хотел добежать, поменять ему кассету «Рэмбо» на «Рокки», и сразу назад. Представляешь, только подбежал к воротам, а тут из-за забора, снизу из оврага как будто – «мишка». Прям на меня. И, как твой тигр: замер, будто сам меня испугался, понимаешь? А я… вот… в общем, штаны мои потом мокрые оказались. Деда, скажи: я теперь трус, значит?
В глазах мальчика Кирилл Фёдорович видел крошечное отражение мягко колышущегося пламени свечи, стоявшей тут же на столе, рядом с черешней, про которую Митька совершенно забыл. На миг даже показалось, что отражение как-то поплыло вниз в Митиных глазах, к длинной реснице, и растаяло… Парень отвернулся, шмыгнув носом.
– Мить, честное ветеранское: это не имеет никакого отношение к храбрости…
– Но ты-то ведь тогда один на один с целым тигром оказался, и ничего – сам сказал..!
Митя осёкся, потому что где-то за окном послышался нарастающий свист. Кирилл Фёдорович скорее по его выражению лица догадался, чем сам услышал, что началось всё по кругу: опять и опять, снова и снова, в который уже раз за минувшие сутки.
За минувшие годы.
Снаряд разорвался, наверно, в трёх-пяти домах вниз по переулку. Митя резко прижал ладони к своим ушам и зажмурился, прошептав:
– Хоть бы не в Мусика, хоть бы не в Мусика, хоть бы не в…
Из прихожей они услышали твёрдый голос Аслана:
– Так! Все в подвал по лестнице, быстро! Ира, ты первая с Адамом – там внизу Иса поддержит. Тёщщща, вы где? Тамерлан?
Даже теперь дед Кирилл не мог не отметить про себя какой-то особой теплоты, прямо-таки шуршащей в голосе зятя, когда тот произносил слово «тёща», и непроизвольно улыбнулся – ранее в своей жизни он не встречал ни у друзей, ни у знакомых такого бережного отношения к родне, особенно к женщинам. Всегда подтянутый, галантный и предупредительный Аслан порой вызывал у него тайное восхищение: ну, будущий кандидат наук, а как же! – им, видимо, по статусу положено такими быть. Вслух хвалить мужчин в семье было не принято: вызывать уважение и оказывать его окружающим у горцев, казалось, было в качестве дополнительной молекулы их ДНК. Впрочем, не только это, и не только позитивные молекулы – уж на этот счет умудренный войной и жизнью дед Кирилл иллюзий не строил.