Обращаться с осторожностью - стр. 4

Уже два месяца, как мы знали, что ты родишься с болезнью несовершенного остеогенеза – НО. Эти две буквы алфавита прочно войдут в наш обиход. Из-за недостатка коллагена кости становятся столь хрупкими, что ломаются от простого толчка, поворота, сжатия. Существует несколько типов, но только при двух переломы заметны в утробе, что мы и увидели на УЗИ. Специалист так и не смогла установить, был ли у тебя второй тип, фатальный при рождении, или третий, тяжелый и деформирующий. Я узнала, что за несколько лет ты можешь пережить сотни переломов, но сейчас меня это не волновало: впереди у тебя целая жизнь, чтобы перенести это.

Когда буран немного улегся, Шон уехал домой за твоей сестрой, чтобы она могла с тобой встретиться. Я наблюдала за доплеровским радаром: тот отслеживал передвижение снежной бури с юга, которая переходила в ледяной дождь, парализовавший аэропорты в Вашингтоне на целых три дня. В дверь постучали, и я с трудом приподнялась; по швам пробежала жгучая боль.

– Привет, – сказала Пайпер, заходя в комнату и садясь на край кровати. – Я слышала новости.

– Знаю, – ответила я. – Нам повезло.

Она помедлила, после чего улыбнулась и кивнула:

– Ее скоро принесут.

В эту секунду медсестра вкатила в палату детскую кроватку и прощебетала:

– А вот и мамочка!

Ты спала на спинке, на волнообразной пенистой клетке для яиц, которой покрыли дно пластиковой кроватки. На твоих крошечных ручках и на левой лодыжке были бинты.

Чем взрослее ты будешь, тем легче будет понять, что у тебя НО. Знающие люди увидели бы это по изгибу рук и ног, по треугольной форме лица и маленькому росту, ведь ты никогда не вырастешь выше трех футов, но тогда, даже с твоими бинтами, ты выглядела безупречной. Кожа бледно-персикового цвета, крошечный ротик, похожий на малинку. Пушистые золотистые волосики, ресницы длиной с мой ноготь. Я хотела прикоснуться к тебе, но, опомнившись, убрала руку.

Я так жаждала твоего спасения, что не думала о предстоящих трудностях. Да, я родила прекрасную дочку, но хрупкую, как мыльный пузырь. Будучи твоей матерью, я обязана была защищать тебя. Но что, если я только причиню тебе вред?

Пайпер и медсестра обменялись взглядами.

– Хочешь обнять ее? – спросила подруга и просунула руку под пенистую подложку, а медсестра приподняла края, наподобие крыльев, чтобы поддержать твои ручки.

Очень медленно они устроили пену на моей согнутой руке.

– Эй! – прошептала я, придвигая тебя ближе.

Моя рука, пойманная в ловушку, коснулась жесткого края пенистой подложки. Сколько же времени должно пройти, прежде чем я смогу коснуться твоей влажной кожи? Я вспомнила о тех днях, когда в младенчестве плакала Амелия и я забирала дочь к себе в кровать и засыпала в обнимку, боясь перекатиться на бок и задеть ее. Но с тобой другое дело: достав тебя из кроватки, я могла причинить вред. Даже когда гладила по спинке.

Я подняла голову и посмотрела на Пайпер:

– Может, тебе стоит взять ее…

Пайпер опустила тебя рядом со мной и провела пальцем по твоей заостренной головке:

– Шарлотта, она не сломается.

Мы обе знали, что это ложь, но, прежде чем я смогла что-то ответить, в комнату ворвалась Амелия, в заснеженных варежках и шерстяной шапке.

– Она здесь, она здесь! – пропела твоя сестра.

В тот день, когда я рассказала ей о тебе, Амелия спросила, успеешь ли ты родиться к обеду. Я ответила на это, что придется подождать где-то пять месяцев, и она решила, что это слишком долго. Тогда Амелия сделала вид, будто ты уже появилась на свет: носила повсюду свою любимую куклу и называла ее Сисси. Когда Амелия уставала или отвлекалась, то роняла куклу головой вниз, а твой отец смеялся. «Хорошо, что можно потренироваться», – говорил он.