Обращаться с осторожностью - стр. 37
Повесила трубку и сразу же набрала Пайпер:
– Что не так с мужчинами?
На заднем фоне я услышала льющуюся воду, грохот посуды в раковине.
– Это риторический вопрос? – поинтересовалась подруга.
– Шон не хочет, чтобы Уиллоу оперировали и ставили штифты.
– Подожди. Ты разве не в Бостоне на процедурах с памидронатом?
– Да, и Розенблад сказал об этом, когда мы сегодня встретились с ним, – ответила я. – Он уже год уговаривает нас, а Шон все откладывает, а у Уиллоу все больше переломов.
– Зная, что в будущем ей будет лучше?
– Даже зная это.
– Тогда у меня для тебя одно слово: «Лисистрата».
Я расхохоталась:
– Последний месяц я сплю с Уиллоу в гостиной на диване. Если я скажу Шону, что у нас не будет секса, это пустая угроза.
– Тогда вот тебе и ответ, – сказала Пайпер. – Принеси свечи, устрицы, останься неглиже, все по полной программе… а когда он впадет в кому блаженства, снова спроси об этом. – (Я услышала голос на заднем фоне.) – Роб сказал, что это сработает как заклинание.
– Спасибо за его поддержку.
– Кстати, скажи Уиллоу, что большой палец человека размером с его нос.
– Правда? – Я поднесла руку к лицу, чтобы проверить. – Она будет в восторге.
– Ох, черт, меня ждут на приеме! Почему малыши не рождаются в девять утра?
– Это риторический вопрос?
– Мы прошли полный цикл. Поговорим завтра, Шар.
Повесив трубку, я долго еще смотрела на телефон. «Ей будет лучше в перспективе», – сказала Пайпер.
Она безоговорочно верила в это? Не только в операцию со штифтом, но и в любое действие, которое готова сделать хорошая мать?
Я не знала, откуда у меня хватит смелости подать иск о неправомерном рождении. Даже отвлеченно сложно говорить, что некоторые дети не должны появляться на свет, но это было куда сложнее. Это значило сказать, что один конкретный ребенок – мой ребенок – не должен был родиться. Какая мать могла бы посмотреть в лицо судье или присяжному, заявив, что жалеет о рождении своего ребенка?
Либо та, которая не любила свою дочь, либо та, которая любила свою дочь слишком сильно. Мать, которая скажет что угодно, лишь бы твоя жизнь улучшилась.
Даже если я решу эту этическую дилемму, возникает другая загвоздка, ведь по другую сторону иска вовсе не незнакомец, а моя лучшая подруга.
Я вспомнила о пенистом материале, которым мы обкладывали твое кресло в машине и кроватку, как иногда я доставала тебя оттуда и все равно ощущала, что ты словно призрак. Но это чувство быстро исчезало, как по мановению волшебной палочки. Может, тот неизгладимый след, который я оставила на Пайпер, или тот неизгладимый след, который она оставила на мне, не навсегда. Долгие годы я верила словам Пайпер, что тесты не смогли бы раньше показать НО, но она упомянула лишь анализы крови. Подруга даже не озвучила тот факт, что существовали другие пренатальные тестирования вроде ультразвукового исследования, которые могло выявить НО. Оправдывалась она передо мной или перед собой?
«Ее иск не коснется, – шептал голос в моей голове. – Для этого и нужна страховка от халатности». Но это отразится на нас. Чтобы поддержать тебя, мне придется потерять подругу, на которую я полагалась еще до твоего рождения.
В прошлом году, когда Эмма и Амелия были в шестом классе, к дочери Пайпер со спины подошел учитель физкультуры и пожал плечи, пока девочка следила за игрой в софтбол. Скорее всего, это был безобидный поступок, но Эмма пришла домой и сказала, что напугана. «Что мне делать? – спросила Пайпер. – Дать ему кредит доверия или повести себя как курица-наседка?» Не успела я озвучить свое мнение, как она решила все сама: «Это моя дочь. Если я ничего не скажу, то буду всю жизнь сожалеть об этом».