Обожженные изменой. Только позови! - стр. 11
– Прикольная штука, – замечаю на автомате.
– Да! Мне мама еще купит…
– Степан, – останавливает поток красноречия Василиса. – Мой руки, и за стол.
Ребенок несется в ванную и, вернувшись оттуда, деловито усаживается посредине. А его мать занимает место напротив. Раскладывает по тарелкам шарлотку и уже тянется за чайником, как я решаюсь провести небольшой следственный эксперимент.
– Мне бы кофе растворимого, – кручу в руках пустую чашку и добавляю глухо. – С сахаром.
Именно такой ядреной смесью обливают мою машину. И упаси бог, если это Василиса!
– А у нас нет! – охает она. – Мы не пьем. Может, от хозяев осталось… – подскочив с места, лихорадочно открывает все шкафчики и ящики. Наклоняется. И я как дурак моментально залипаю взглядом на упругой попке, обтянутой тонким трикотажем.
«Ты совсем ошалел, Зорин?» - усилием воли отвожу глаза.
Смотрю на белоснежные полки Димировской кухни. Кругом царит идеальный порядок. Но никакой банки с кофе я не вижу.
– Тогда чай! – улыбаюсь хозяйке дома. И выдыхаю с облегчением.
Не она. Не Василиса. Но я найду. Обязательно найду ту суку, которая гадит исподтишка.
– А вы давно тут живете? – интересуется с набитым ртом Степан.
– Прожуй сначала, – одергивает его мать.
– Давно, – улыбаюсь я. – С самого рождения. Тут еще мои родителями жили и сестра.
– А где они сейчас? – беззаботно продолжает допрос маленький следователь.
– Разъехались кто куда, – отвечаю уклончиво.
– А вы в семнадцатую школу ходили?
– Да, а ты?
– Тоже в семнадцатую, – понуро заявляет Степан. – У нас тут учительница строгая. Вера Николаевна. У вас она тоже была?
– Если она старенькая, то может быть. Но я не помню такую.
– Нет, она как мама. Только некрасивая.
– Хмм… – перевожу разговор на более насущную тему. – Как думаете, Василиса Анатольевна, кто обливает мою машину помоями?
– Я не знаю, Борис Николаевич, – охает девчонка. – Ваши доморощенные сыщицы подозревают меня. Дескать, только в одной квартире на окнах нет сеток, а в остальных есть.
– Их можно понять. Косвенные улики налицо, – развожу руками, а сам наблюдаю, как краснеют щеки Василисы. Как от волнения поднимается грудь. Волнуется девочка. Зря, конечно! – Я вас не подозреваю. Я на вашей стороне, – успокаиваю, как могу.
– Спасибо, – мяукает она. – Попробуйте шарлотку, – выдыхает, пытаясь скрыть облегчение.
Таращусь на лежащий на тарелке кусок с запеченной высокой шапкой белков. Пробую под напряженным взглядом соседки. А теперь она почему волнуется? Из-за шарлотки? – Очень вкусно, – признаюсь совершенно искренне.
– Я рада, – выдыхает Василиса.
– Я же вам говорил! – радостно восклицает Степа. – Самая вкусная шарлотка в мире – это мамина.
– Еще кусочек? – предлагает Василиса.
– Не откажусь, – улыбаюсь я.
Василиса привстает с места. Наклонившись, лопаточкой поддевает румяный ломтик. Перекладывает мне в тарелку. А я как завороженный пялюсь на декольте желтой майки, съезжающее вниз. Заныриваю взглядом под тонкий трикотаж и залипаю на ложбинке между грудей.
Четверочка. Не иначе!
«Интересно, какие у нее соски?» – посещает мою голову совершенно шальная мысль. И чудак в штанах трепыхается радостно. Вот только стояка мне сейчас и не хватало.
– Еще чаю? – машинально поправляет майку Василиса. И мне хочется закричать от отчаяния.
«Ты не ты, если голоден», – так некстати вспоминаю старую рекламу. И уж точно сникерс мне сейчас не поможет.