Оборотни Оренбурга. Мой влюблённый зверь - стр. 24
Так. Стоп. Кир сказал, что проснусь я женатым. Это что, рядом со мной Карина сейчас? Приоткрыл один глаз, покосившись на лежащую в моих объятиях… Ох… Это же она. Та самая, кто так невероятно пахла вчера. Принюхался. Вообще, ничего не чувствую. Чем меня вчера обкололи?
– Ты чего реветь вздумала с утра пораньше? – пробормотал я хриплым ото сна голосом.
– Т-ты… т-ты… – из-за рыданий она не могла произнести нормально ни слова.
– Я жив, и, кажется, за это сто́ит благодарить тебя, – спокойно произнёс я.
В памяти всплывали обрывки вчерашнего. Как она меня тащила в дом, как обрабатывала и зашивала раны. Святые пращуры! Она сама меня зашивала? Вот эта хрупкая, мелкая девчонка? И не грохнулась в обморок от вида крови? Укуси меня основатель рода! Во, дела.
– К-кто т-ты т-так-кой? – захлёбываясь слезами, только и смогла выдавить она из себя. – Т-ты… т-ты…
– Ну, я, – усмехнулся я. – Ты чего ревёшь-то сейчас? Вчера реветь надо было.
Она вздрагивала от слёз в моих объятиях. Всхлипывала, уткнувшись мне в грудь. А у меня сердце рвало на куски. Ну почему она человек?
– Эй, малая, – не на шутку испугался я за её вменяемость.
Сел на диване и подтянул её к себе на колени.
– Что случилось? Вчера вся такая смелая была, даже на Кира с его братьями кинулась, кажется, если я ничего не путаю. А что сейчас? Я же не трогал тебя. Ведь не тронул?
Легонько встряхнул девчонку за плечи, пытаясь заглянуть ей в глаза. Она подняла на меня свои мокрый от слёз взгляд. Эти её омуты. Да меня даже без ощущения её запаха накрывает, от одного только вида, прикосновения к её коже. Тонкая маечка и шортики не мешают чувствовать тепло и бархатистость кожи Виолетты. Просто потому, что Виолетта вот, сидит у меня на коленях, доверчиво прижимаясь, и так горько плачет. Я же не мог вчера её изнасиловать под действием той дряни. Ведь не мог? Волк внутри заворчал.
Она сначала замотала головой, а потом закивала. Я похолодел и покрылся испариной.
– То есть? – напряжённо спросил я, не понимая, как трактовать её кивания.
Она только сильнее заревела. Боги, девочка, нет, не говори только, что я сделал что-то, о чём буду жалеть всю жизнь. Неосознанно стиснул её крепче. Защитить. Спрятать. Только не плачь.
– Ты хочешь сказать, под действием той дряни, что мне успели вколоть, обидел тебя? – попытался прояснить ситуацию.
Девчонка снова замотала головой, давясь рыданиями. Я выдохнул с облегчением. Чуть расслабился.
– Тогда я не понимаю, что случилось? – растерялся я.
– У-у-у ме-еня-яяя э-это нор-рма-аль-но, – протянула Вилка, давясь рыданиями.
– Что, нормально? По утрам реветь? Утренняя традиция, вместо завтрака? – засмеялся я.
Но тут же осёкся, потому что девчонка ещё сильнее заревела.
– Слушай, я очень плохо помню вчерашнее, – растерянно пробормотал я, пытаясь отвлечь её разговорами. – Напомни, пожалуйста, как я здесь оказался и почему, проснувшись, обнаружил тебя в своих объятиях?
Вновь попытался принюхаться. Ничего. Совсем ничего.
– Я ничего не чувствую. Вообще, никаких запахов, – буркнул я.
– Т-ты, т-ты, – захлёбывалась она рыданиями, с трудом произнося слова. – Нашатырь… Т-ты без со-озна-ааания-яяя.
– А, тогда понятно, почему ничего не чувствую. Ну, малая, хватит уже, – я прижал её крепче, продолжая гладить её растрепавшиеся волосы и спину. Маленькая, хрупкая, и пахнет она вкусно. Пройдёт несколько дней, прежде чем нюх восстановится, но я помнил, как она умопомрачительно пахнет. Волк внутри меня радовался непонятно чему. Может, с отцом посоветоваться? Ведь это не может быть тем, о чём мне бы не хотелось даже думать. Ведь она человек. Да, многие нарушают правила, но чтобы вот так. Ни ей, ни мне жизни не дадут. Как же всё сложно. Ну почему, почему она? Надо сделать так, чтобы она меня прогнала, видеть не хотела. Иначе я сорвусь. Да я уже вот-вот сорвусь. Я почувствовал, как в паху разливается жар, и нет, только не это! Ещё и девчонка постоянно елозит. Это была чертовски скверная идея, посадить её к себе на колени. К тому же я вообще без всего, мысленно завыл я.