Оборотни Оренбурга. Мой влюблённый зверь - стр. 18
Произошедшее вчера, спросонок казавшееся дурным сном, накатило на меня новым приступом паники и страха. Доказательство того, что это был не сон, лежало передо мной, крепко прижимая к себе, и мерно храпело мне на ухо. Меня наконец-то догнала истерика.
Я всхлипнула, слёзы сами собой полились из глаз, в горле появился ком. Снова всхлипнула, опять попыталась выбраться из объятий спящего парня, но он что-то прорычал во сне, и я, сжавшись, разревелась, уткнувшись в его грудь. Всхлипывала и задыхалась от слёз. Сердце сдавило, как тисками.
– Ты чего реветь вздумала с утра пораньше? – недовольно пробурчал Макс хриплым ото сна голосом мне в ухо.
– Т-ты… т-ты… – не могла вымолвить я ни слова от рвущихся рыданий.
– Я жив, и, кажется, за это мне сто́ит благодарить тебя, – голос звучал ровно и спокойно.
– К-кто т-ты т-так-кой? – захлёбываясь слезами, только и смогла выдавить я из себя. – Т-ты… т-ты…
– Ну, я, – усмехнулся парень. – Ты чего ревёшь-то сейчас? Вчера реветь надо было.
Но меня уже было не остановить. На меня накатил откат, про который всё время твердила Светка, а до подруги, психолог в детском доме. После любых сильных переживаний, например, когда прерывала драку мальчишек, или успокаивала ругающихся девочек. Когда преподы начинали кричать на нерадивых студентов. Стоило появиться мне, как все успокаивались и расходились.
Останавливались конфликты в моём присутствии сами собой, но потом я полдня ревела белугой. Или когда случалось что-то похлеще, например, однажды меня чуть не сбил грузовик. Как водителю удалось меня объехать, до сих пор была загадка. Но тогда я тоже чувствовала усталость и бессилие. И ревела, как маленькая, часа четыре, пока Маргарита Семёновна не велела вызвать врача, который вколол мне успокоительное.
А после вчерашних потрясений я чувствовала себя совершенно опустошённой и выжатой. Мне было очень плохо.
– Эй, малая, – не на шутку испугался Макс, садясь на диване и перетягивая меня к себе на колени. – Что случилось? Вчера вся такая смелая была, даже на Кира с его братьями кинулась, кажется, если я ничего не путаю. А что сейчас? Я ж не трогал тебя. Ведь не тронул?
Он встряхнул меня за плечи, пытаясь заглянуть в глаза. В его взгляде читалось неподдельное беспокойство и что-то ещё. Я не поняла что. Слёзы застилали глаза, всхлипы и рыдания рвались наружу, выпуская напряжение. В объятиях Макса становилось почему-то немного легче.
Я замотала головой. А потом закивала.
– То есть? – напряжённо спросил он.
Я ещё сильнее заревела. Макс прижал меня к себе так сильно, я чуть не задохнулась.
– Ты хочешь сказать, я под действием той дряни, что мне успели вколоть, обидел тебя? – в голосе Макса послышалось раскаяние.
Я замотала головой, давясь рыданиями. Он снова принялся гладить меня по спине.
– Тогда я не понимаю, что случилось?
– У-у-у ме-еня-яяя э-это нор-рма-аль-но, – протянула я, давясь рыданиями.
– Что, нормально? По утрам реветь? Утренняя традиция, вместо завтрака? – хохотнул он и снова нахмурился.
Я ещё сильнее заревела. Не поймёт ведь.
– Слушай, я очень плохо помню вчерашнее, – растерянно пробормотал он. – Напомни мне, пожалуйста, как я здесь оказался и почему, проснувшись, обнаружил тебя в своих объятиях?
Он смешно повёл носом и сморщился.
– Я ничего не чувствую. Вообще, никаких запахов, – ещё более рассеянно буркнул он.