Оборотень - стр. 11

Читаю… дрожу… Руки, знаете, похолодели. Будто я уже умерла.

И вот еще один свой несчастный стих прочитаю; слушайте; он был мне из самых моих любимых, кровно выношенных, я написала его сразу после рождения моего сыночка, первенца, и, царапая бешеным пером по бумаге, так горячо, плотно переродилась, переселилась в стародавние времена, почувствовала себя молодою царицей, вольно перетекла в ее шкуру, под ее холеную белую кожу, – и вот я на царском ложе, под присмотром царских повитух, в белой длинной снеговой рубахе, сына рожаю… а он потом – погибнет в бою, на войне…

…ноги маленькой церквушки моют ясные ручьи. На горячечной подушке – щеки жаркие мои. Я рожаю. Неужели Святки, сани, Страшный Суд, колыбели и купели – все вот к этому ведут?! Раздерут парчовый полог руки толстых повитух: – Ох, царица, день недолог – примем, примем сразу двух! Заволокнут слепотою, как окошком слюдяным, белый свет. И надо мною – Из кадила – белый дым. Что, никак уж отпевают?!.. Медь оклада жжет губу… Больно – я еще живая! В простынях, а не в гробу! Глаз смолою застывает. Яблоком – в росинках – лоб. Нарастает, опадает тела бешеный сугроб. Не хочу уже ни счастья, ни наследья, ни венца – умереть бы в одночасье, чтоб не видели лица! И в последней смертной муке, бабе данной на роду, простыню отжали руки, как крестьянка на пруду! И скользнула жизни рыбка из глубин моих морей! И взошла моя улыбка, как у Божьих Матерей! – Покажите мне, – хриплю я. Повитухи машут: – Кыш, дочку краше намалюешь, как по маслу, породишь!.. Но и сын твой тож прекрасный!.. А тебе не все ль равно?.. Был царевич темно-красный, как заморское вино. И заморский важный лекарь, как на плахе, весь дрожит, над рожденным Человеком старым Богом ворожит. Об одном молиться буду и в жару, и в холода: «Смертны все… Яви же чудо – пусть он будет жить всегда!» Но над миром трубы грянут. Про войну приснится сон. И в глаза мои заглянут очи сорванных икон. Тот комочек вечной плоти, что когда-то жил во мне – в чистом поле, в конском поте умирает на войне. Кинутся ко мне: – Царица!.. Волю бабьим воплям дам. И на площадях столицы много золота раздам. И руками, как окладом, закрывая черный лик, вдруг услышу где-то рядом колыбельный резкий крик.

Отопью глоток… Ах, сладко… горько… Слушайте, слушайте… вот опять в иное зеркало гляжу… глаз не отвожу… а-ха-ха!..

…в старой сказке – город княжий. Снова день сменяет ночь. С болью я совсем не слажу: нынче я рожаю дочь. Русь – иконы, Святки, сани, князь уехал далеко… Гляну слезными глазами! Боль близка, как молоко! Стоны, вопли и рыданья, слепну вновь от боли я! Как овечка на закланье! Крики – вся моя семья! Тычут мамки мне икону да к искусанному рту: я целую среди стонов Богородицу – в поту… «Помоги мне, Мать!» – хриплю я. Господи, Твоя то Мать! Важный лекарь дует-плюет, знать, ума не занимать! Но и пред очами Бога, на пороге бытия, дума о врагах – вас много уничтожит месть моя! Отомщу врагам за мужа! Раздавлю их и сожгу! А рубаха белой стужей застывает на боку… Дочь иль сын?! Не знаю! Тужусь! И на свет явилась вдруг дочь – любовь моя и мужа, бьется рыбой в кольцах рук! «Доченька твоя прекрасна!» – слышу звоны-голоса. Мамки мне поют осанну, больше плакать мне нельзя! Княжий лекарь на отлете держит, стоя в стороне, тот комочек вечной плоти, что недавно жил во мне!