Размер шрифта
-
+

Обольсти меня на рассвете - стр. 23

– Мы недостаточно делаем для их выздоровления, – сказала Амелия на четвертый день. – Ни она, ни Кев не высыпались, по очереди дежуря у больных брата и сестры. Амелия зашла на кухню, когда Кев кипятил воду для чая. – Единственное, в чем мы пока преуспели, это в том, чтобы облегчить их страдания. Но должно же быть какое-то средство, чтобы остановить болезнь. Я не могу допустить, чтобы случилось самое страшное. – Она стояла с очень прямой спиной и дрожала, нанизывала слово на слово, словно так могла укрепить линию обороны.

Она выглядела такой беззащитной, что Кев испытал к ней сочувствие. Ему было неловко прикасаться к другим людям, как было неловко, когда прикасались к нему, но братское чувство побудило его подойти к ней.

– Нет, – быстро сказала Амелия, когда осознала, что он собирается прикоснуться к ней. Отступив, она покачала головой. – Я… Я не из тех женщин, что могут на кого-то опереться. Тогда я просто рассыплюсь на кусочки.

Кев понимал, о чем она. Для таких людей, как она или как он, близость означала слишком много.

– Что можно сделать? – шепотом спросила Амелия, обхватив себя руками.

Кев потер усталые глаза.

– Ты слышала о растении, называемом белладонна?

– Нет. – Амелия была знакома лишь с растениями, которые употребляют в пищу.

– Она цветет только ночью. Когда солнце встает, цветки погибают. В моем племени был травник, драбенгро, и он говорил мне, что белладонна самое сильное растение из известных ему. Оно способно убить человека, но оно же способно поднять его со смертного одра.

– Ты когда-нибудь видел, как оно действует?

Кев кивнул.

– Я видел, как оно излечило лихорадку, – пробормотал он и стал ждать ее ответного слова.

– Достань этой травы, – сказала наконец Амелия. Голос ее дрожал. – Возможно, оно их убьет. Но без него они оба наверняка погибнут.

Кев вываривал в котелке до состояния черного сиропа растения, которые нарвал у кладбищенской ограды. Амелия стояла рядом с ним, когда он нацедил смертельное зелье в маленькую мензурку.

– Вначале Лео, – решительно заявила она, хотя на лице ее читалось сомнение. – Ему сейчас хуже, чем Уин.

Они подошли к постели Лео. Поразительно, как быстро может съесть человека скарлатина. Каким истощенным сделался всего за несколько дней их доселе крепкий, пышущий здоровьем брат. Некогда красивое лицо Лео стало неузнаваемым: отекшее, бесформенное, бледное. Последние членораздельные слова он произнес вчера, когда умолял Кева дать ему умереть. Совсем скоро его желание должно было исполниться.

Амелия направилась прямо к окну и распахнула его, прогоняя стойкий запах уксуса.

Лео застонал и зашевелился, не в силах сопротивляться, когда Кев открыл ему рот, вставил в него ложку и вылил на сухой обметанный язык немного отвара.

Амелия села у постели брата и стала гладить по волосам и целовать в лоб.

– Если… если воздействие окажется неблагоприятным, – сказала она, тогда как Кев понимал, что под неблагоприятным воздействием она имела в виду возможность того, что варево его убьет, – когда это случится?

– От пяти минут до часа. – Кев видел, как вздрогнула рука Амелии, которой она гладила Лео по голове.

Этот час, казалось, был самым долгим в жизни Кева. Они сидели и смотрели на Лео, который метался и бормотал, словно ему снился кошмар.

– Бедный мальчик, – бормотала Амелия, меняя холодные компрессы у него на лбу.

Страница 23