Обманутые счастьем - стр. 19

– Евграф, погодь, не спеши, интерес к тебе, – неожиданно услышал он. Повернул голову – Глаша.

– Ну.

– Где ты научился врачевать скот? Передай мне свою науку, я в долгу не останусь.

– Наука та отцова – мой второй кусок хлеба. Как же мне им швыряться? – усмехаясь, сказал Евграф. – Чем же будешь долг платить!

– А вот, разве не гарна? – Глаша картинно выгнула грудь, откинула дергу, обнажая стройные ноги в кожаных тапках.

– Та я ж женат, и жинка у меня не стара. Как я возьму такой долг?

– Да я не отнимаю тебя у семьи, трошки хочу с тобой побаловаться, – в открытую напирала Глаша.

– С чего ты взяла, Глаша, что я – твоя добыча. Или я тебе подмигивал?

– Подмигиваешь всей своей фигурой, Граня, своей мужицкой силой!

Они подходили к лавке, в которой толпились люди. Евграфу не хотелось, чтобы его видели вместе с вдовой. Деревня не умеет хранить мирские секреты, тем более сердечные. И он отворил двери, обрывая разговор.

Отстояв заутреню, люди повалили на выход, стали растекаться по улицам. У ворот стояла Глаша, обойти красавицу никак нельзя.

«Вот бисова вдова, – выругался про себя Евграф, – чего удумала?»

Евграф стал пропускать вперед себя прихожан, надеясь, что вдова уйдёт. Но она упорно стояла. Пришлось идти. Вдова пристально смотрела на Одарку, давая ей оценку, словно цыган на базаре при покупке лошади.

– Дозволь ещё сказать тебе спасибочки за нетель. В охоте она. Причинает, – нетерпеливо швырнула она слова, как только Евграф с женой подошли.

– Так ведите к доброму быку, – ответил Евграф торопливо. – Не мешкайте.

– Вот и я ж Емельяну гуторю.

– Кто такая? – спросила Одарка, – немного отойдя от ворот.

– Сестра мужика, которому я тёлку спас, а он нам лесу дал на погреб.

Подошли Степан и Наталья с торжественно-таинственной улыбкой на лицах – знак состоявшейся заутреней.

– Благостно на душе, Граня, – сказал Степан, – давно вот так не молились Богу, почитай с самого начала нашего путешествия.

– Ты прав, друже, душа, словно в масле катается, – с большим чувством ответил Евграф. И они степенно, рука об руку с женами, пошли восвояси.

Глаша долго смотрела в след идущей счастливой паре.

Набегал со своими нелегкими хлопотами разбитной покос. Дело знакомое и даже радостное от многолюдья на лугах, с песнями, звонким смехом девчат и парубков, с ночевками у костра, плясками и игрищами. И не давил он тяжестью работ, поскольку готовились к нему основательно и не впервые, шёл всегда слаженно, будто баба утюжит постиранное и высушенное бельё. Теперь же у переселенцев на языке много вопросов, главное – мало рук. А дел неотложных невпроворот.

Хорошо поднимались майские посадки, но огороды стояли без заплотов. Бродячего скота не наблюдалось, весь при стаде с пастухом. Но как-то забрели несколько коров и порвали капусту, свеклу, морковь. Помяли подсолнухи и кукурузу. Виноват пастух: пьяный распустил стадо. С пастухом скандалили. Волостные чиновники сначала заартачились: нечего валить вину на другого, коль огороды без заплота. Напор двух переселенцев Евграфа и Степана все же продавил их зачерствевшие души.

– Мы в Зубкове без году неделя, – внушительно говорили мужики, – все силы, не обустроившись, бросили на посевную, стройку крыш над головой, воду добывали – колодец выкопали, и всё одной рукой, без помощников, когда ж городиться? К тому же лесу нет. Делян пока не дали.