Обманутая тобой - стр. 5
Но в реальности каменный уступ был гол и одинок, как и Лейсан под ним.
Однажды, когда, замечтавшись, Лейсан заснула под ласковыми лучами вечернего солнца, над ней нависла тень, на лицо веером легли капли. Она вздрогнула, распахнула глаза и вскрикнула, увидев над собой темный, засвеченный солнцем силуэт.
– Привет, русалка, – смешливым голосом заговорил он.
Лейсан замотала головой, пытаясь отползти, но мужчина, только что вылезший из воды, в мокрой рубашке и штанах, схватил девушку за лодыжку и удержал.
Это было запрещено.
Это было нечестно, аморально!
Это было оскорблением!
Но с губ Лейсан ни сорвалось ни звука.
Она узнала его. Своего мужчину, прыгающего со скалы.
Он был невозможно прекрасен. С темными смеющимися глазами, с широкими крыльями бровей, с острыми, как высеченными из камня скулами, с полными губами, изогнувшимися в полуулыбке, и черными мокрыми волосами, завившимися в тугие колечки на голове.
Но больше всего Лейсан смущала мокрая белая рубашка, прилипнувшая к торсу мужчины и очерчивающая его великолепное тело.
– Жива? Ты чья?
– Я… Я… Мой папа работает на плантации Киликов.
– Ждешь его? – снова засмеялся мужчина. – А я рассчитывал, что ты ждешь меня, русалка.
Он отпустил её ногу, но Лейсан не вскочила и не убежала. Она продолжала сидеть на гальке и разглядывать своего мужчину.
– Прости, что так бесцеремонно набросился на тебя, русалка. Готов искупить свою вину даром.
Его улыбка не могла оставить равнодушной. Лейсан улыбнулась в ответ, совсем не ожидая, что мужчина быстро склонится над ней и коснется губами.
Сердце остановилось. Губы сжались. Время застыло… А когда отмерло, мужчина, смеясь, уходил прочь, к высокому берегу, а Лейсан что-то крепко сжимала в руке.
Она не разжала кулак, пока мужчина не скрылся за валунами, только тогда раскрыла ладонь и ахнула.
На ней лежала огромная жемчужина. Мокрая, холодная и живая. Подаренная Лейсан таинственным незнакомцем, которому все же достался её первый поцелуй.
Глава 2. Дом, в котором
Утром на базаре Лейсан ущипнул хозяин молочной лавки, когда она выбирала козий творог. Лейсан взвизгнула и отпрыгнула от крупного, плотного мужика.
– Ай, хороша девка! Была бы у меня жена сговорчивее, запер бы тебя в своем доме, любовался бы, как вечерней звездой, каждую ночь.
Он потешался громко, заливисто, словно приглашая соседних торговцев присоединиться к веселью, только глаза его блестели опасно. Лейсан знала этот жадный, похотливый блеск, который ни к чему хорошему не приведет.
Она развернулась и побежала прочь под многочисленные улюлюканья торговцев.
Они истинные в Османской империи, а она русская. У нее нет прав, нет слова против них. Они позволяли жить на их земле и есть их хлеб, но всегда напоминали, что русские тут рабы. И для Лейсан все могло измениться в любую минуту.
Если такой вот торговец явится в дом к отцу и предложит сто лир, отец продаст ее не задумываясь. И о свадьбе тут речь не шла, только о стыдной, грязной роли при хозяине дома.
Сегодня Лейсан сложила купленные продукты на стол и, не сообщая матери, побежала на берег, чтобы поплакать. Может, никто не скажет её судьбу, зато чем дольше она остается здесь, тем больше рискует стать чьей-то наложницей. Торговца, перевозчика, риэлтора, перекупщика… Того, кто предложит её отцу достаточно денег, чтобы тот отдал дочь.