Обманный бросок - стр. 48
Конечно, я знаю, что такое протанопия, дальтонизм. Это означает, что у Исайи отсутствуют или повреждены длинноволновые колбочки, из-за чего он не может различать оттенки красного. Оранжевые и теплые коричневые тона также кажутся ему оттенками зеленого или синего.
– Ты запомнил цвет моих волос?
– Да, – сдержанно улыбается он. Я никогда не слышала, чтобы этот самоуверенный шорт-стоп был так смущен. – В тот день, когда мы познакомились в туалете, я не смог определить цвет твоих волос. По большей части я отличаю только блондинок и брюнеток, поэтому и спросил Коди, какого цвета твои волосы, и он сказал, что это оберн. Кеннеди Кей Оберн. – Его взгляд скользит по моим волосам, и он нежно накручивает прядь на палец. – Никто больше не может быть Кеннеди Кей Оберн.
Это вовсе не так, но я солгу, если скажу, что от этих слов мое якобы холодное сердце не потеплело.
Подняв глаза, я наблюдаю за этим мужчиной, который слишком много улыбается и помнит цвет моих волос. Он совсем не такой, как я ожидала.
Его рука скользит от кончиков моих волос к локтю. Я невольно вздрагиваю, но только потому, что его прикосновение теплое, и это неожиданно, а не из-за того, что мне не понравилось. Тем не менее он мгновенно убирает руку.
– Прости.
Отлично.
Он, как и Коннор, быстро поймет, что со мной что-то сильно не так.
Мои щеки пылают, и я перевожу взгляд на стенд с зубными щетками, надеясь скрыть румянец.
– Кенни, можно тебя кое о чем спросить?
Нет.
– Мне нравится мягкая щетина. Видишь те, что с мягкой щетиной?
– Кеннеди.
Я осторожно встречаюсь с ним взглядом. Его лицо выражает крайнюю степень беспокойства.
В конце концов он поймет, что, хотя мне почти тридцать, физические прикосновения иногда кажутся неприятными. Он думает, что я ему нравлюсь, но это скоро пройдет. Так будет лучше. Его представления о той, на ком он женился, развеются, как только Исайя узнает, какая я на самом деле.
– Могу я тебя кое о чем спросить? – повторяет он.
– Можешь.
Исайя говорит очень осторожно:
– Кто-нибудь прикасался к тебе так, как тебе не нравилось?
– Нет, – быстро успокаиваю я его. – Нет, дело не в этом.
– Я просто не хочу, чтобы ты чувствовала дискомфорт, но иногда мне кажется, что ты испытываешь его из-за меня.
Может, стоит расставить все точки над i? Будет гораздо лучше, если он избавится от чувств, которые, как ему кажется, Исайя ко мне испытывает.
Я быстро переключаю все внимание на него в надежде запомнить этот блеск в глазах, прежде чем он исчезнет навсегда.
– Дело не в том, что ко мне прикасались так, как мне не нравилось. Дело в том, что ко мне вообще никогда по-настоящему не прикасались.
У меня покраснели щеки? Они стали такими горячими.
– Не понимаю.
– Я, эм… – Сухость в горле мешает говорить. – Кажется, впервые меня обняли в колледже.
Его карие глаза расширяются. Ну, началось! Это должно очень быстро развеять чувства, которые он испытывает.
– Меня воспитывали совсем не так, как тебя. Я провела детство в одиночестве, изолированная от всего мира. Меня растили няни, а когда я подросла, отправили в школу-интернат. Знаю, это душещипательная история ребенка из богатой семьи. – Я неловко усмехаюсь. – Я видела родителей только на праздниках и общественных мероприятиях. Пока не стала старше, я не осознавала, что объятия и прикосновения – это обычное дело. Знаю, это странно, и я сама странная, но я работаю над этим. Когда ты прикасаешься ко мне, это просто непривычно.