Обманчивая тишина - стр. 50

Подпись. Печать.

«…Саенко И.А. разрешается ношение оружия – пистолета системы „Браунинг“ за № 306245…» Печать. Подпись.

Шевцов вернул бумажки Ивану Афанасьевичу. Пряча их на место, тот сказал:

– И какая вас вдруг муха укусила, Иван Михайлович, ума не приложу. Но уж коль скоро я вас так раздражаю и так вам неприятен, я уж лучше уйду отсюда. Попрошу проводника, он меня в другое купе посадит. Извиняйте, раз так… – Экспедитор взялся за свой чемоданчик, но тотчас же отдернул руку, словно схватился за каленое железо, потому что Шевцов тихо, но веско сказал:

– Оставьте, Саенко. И давайте условимся так: из купе никуда. Во избежание всяких неприятностей. Я достаточно ясно выражаюсь?

– Ясно, ясно. Пожалуйста, товарищ начальник, – пролепетал экспедитор. – Как вам угодно. Но, право же, я не вижу причин.

– Меньше болтайте. И укладывайтесь, – скомандовал инженер.

– Боже мой, боже ж ты мой, дернула же меня нелегкая сюда попасть! Да пропади оно все пропадом. – Приподнявшись, Саенко снял с вешалки свой пиджак, сложил его и сунул под подушку, потом добавил: – Сказали б сразу, кто вы такой, да я б разве стал беспокоить! Я б тут же ушел. Я ж понимаю, что к чему… Спокойной вам ночи…

Шевцов ничего не ответил.

Саенко повздыхал-повздыхал, повернулся лицом к стене, и вскоре послышалось его спокойное, почти детское сопение. Вот он во сне что-то взбормотнул, судорожно и глубоко вздохнул и опять затих.

Шевцов выключил плафон. Теперь купе освещалось лишь синим таинственным светом ночника.

Инженер подошел к дивану, на котором спал Саенко, и некоторое время вглядывался в спящего экспедитора «Сахаротреста». Потом он подошел к двери, тихонько раскрыл ее и выглянул в коридор. В тускло освещенном проходе было пусто. Ритмично стучали колеса. Международный вагон слегка и плавно покачивало на пульмановских рессорах. Где-то дребезжало стекло. Успокаивающе и покровительственно гудел время от времени паровоз: все в порядке… едем… едем…

Иван Михайлович задвинул дверь, прилег на диван.

…Глубокой ночью в окне замелькали огни большой станции. Паровоз облегченно и торжествующе прогудел. Поезд замедлил ход. Заскрипели тормоза.

Шевцов поднялся и медленно, стараясь не шуметь, отодвинул дверь…

– Как, разве уже Харьков? – раздался вдруг сонный голос экспедитора. Приподнявшись, он таращил заспанные глаза на инженера.

Тот повернулся и властно шепнул:

– Ложитесь и не трогайтесь с места! Если вы рискнете выйти, пеняйте на себя. Слышите? Это не Харьков. Через десять минут я вернусь. Спите!

Иван Афанасьевич послушно лег лицом к стене. Шевцов взял свой портфель, вышел и закрыл дверь.

Через минуту Саенко повернулся и посмотрел в окно. Прямо напротив вагона на фасаде вокзала при свете перронных фонарей четко выделялись, отбрасывая короткие тени, выпуклые большие буквы: «Зиминка».

Это была заурядная забегаловка, в меру грязная, в меру дымная, в меру шумная. Позади прилавка на полу стояло основное здешнее орудие и средство производства – солидная пивная бочка, в которую был вставлен самодовольный медный кран с насосом. Возле этого агрегата орудовал толстый дядя в военном френче с преувеличенными накладными карманами и надетом поверх него замызганном фартуке. Он деловито наполнял янтарной жижей массивные кружки, норовя ударить струей в стенку, чтобы дать побольше пены, и с лихим стуком ставил их перед клиентами. Клиенты отходили с кружками к прибитым вдоль стен стойкам, сыпали в пиво темную сырую соль из ржавых консервных банок, азартно лупили об стойку тощую вяленую тараньку и, подув на пену, принимались тянуть пузырящуюся влагу.