Обман - стр. 35
Марик минуту колеблется, а потом открывает рот… чтобы спросить:
— Ну и кого я должен корчить перед твоей теткой?
— Так и запишем: «Не умеет филигранно уходить от ответов». - Я делаю вид, что пишу по невидимому пергаменту, а потом прячу его в несуществующий карман же на груди. Что поделать – иногда меня тянет на театральность.
— А еще запиши, что ты от него без ума, - предлагает Червинский, и теперь уже я чуть не давлюсь напитком.
— Ты совсем берегов не видишь?
— Что за пошлый сленг, - он довольно улыбается, празднуя заслуженный триумф: все-таки не каждый день с меня вот так запросто сдергивают маску. К счастью, под ней у меня еще много всяких личин, и вряд ли Червинский так пристально следит за маленькой страшной серой мышью, чтобы заметить секундный проблеск настоящей меня. – Уговорила, Молька, беру тебя замуж. С Клейманом все решу. Скажу, что в ближайшие пару лет его помощница будет помогать мне обеспечивать продолжение рода Червинских.
— Да я лучше удавлюсь, чем рожу ребенка с такой фамилией, - огрызаюсь я и быстро поднимаюсь из-за стола. – Отвези меня домой, Казанова. На сегодня у меня передоз твоих глупостей.
Я срываю с вешалки пальто до того, как Червинский врубает джентльмена и помогает мне одеться. Но все же он снова меня достает, цитируя в спину глупую фразу из старого фильма:
— Первым у нас будет мальчик!
14. Глава четырнадцатая: Марик
Глава четырнадцатая: Марик
Наверное, я мазохист.
Ну а как еще объяснить тот факт, что чем больше моя адская козочка огрызается и шипит, тем сильнее мое желание обладать ему единолично и на веки вечные? То есть, это сродни чувству счастья от того, что в тебя втыкают иголки: больно и некомфортно, но хочется быть психом, закатывать глаза, пускать слюни и просить «Ещееее…»
— Ты на дорогу смотришь хоть иногда? – ворчит Молька, когда я в очередной раз поворачиваю голову, чтобы оценить ее ноги под юбкой. Все-таки, что там у нее? Я готов простить даже целлюлит, а это не просто подвиг – это лучшее доказательство любви.
— Похоже, чтобы я в кого-то врезался? – подначиваю я.
— Похоже, что я не хочу стать инвалидом только потому, что тебе не дают покоя мои колени.
— Ну, ты же их вечно прячешь, а мне просто необходимо иметь достаточно простора для фантазии… чтобы нескучно провести вечер в компании с… Семеном.
Адская козочка медленно округляет глаза.
Да-да, Молька, не одна ты умеешь шокировать, и ты совершенно правильно понимаешь, на такой вечер я намекаю. Потому что именно благодаря тебе мне теперь не хочется других баб, мне даже собственный кулак милее, чем развратная деваха с бампером пятого размера. Так что получай теперь нового Марика: верного, влюбленного осла с мозолями на руках. И далеко не все они – из-за штанги.
— Я не хочу слышать о твоих… грязных…
— Покажи колени, - перебиваю я.
Просто так. Даже ни на что не надеясь, на чистый «дурняк», на авось.
И Молька, явно злобствуя, тянет юбку вверх.
У меня моментально встает. За секунду.
И мысли приливают совсем не к той голове, которой положено следить за светофором, потому что нам уже моргает «желтый».
— Рули, Червинский, а то выйду и пересяду к вооон тому парню, - она тычет пальцем в улыбающегося водителя какого-то четырехколесного велосипеда.
Вот же зараза!
По дороге домой Молька рассказывает, что в выходные у нее семейный ужин, и там будет тетка, которая вечно любит учить всех жизни, а в особенности хвастаться тем, что все самое лучшее отхватила ее любимая доченька Оленька. И что я должен убиться, а доказать, как она не права. Потому что так нужно. Для всего Молькиного семейства, а ей особенно.