Облом. Детективы, триллеры, рассказы разных лет - стр. 11
– Уже знаете? – плюхнулся рядом пьяненький журналист Пржешевский. – Чистил оружие и закатал себе в лоб. Бармен! Двести грамм коньяка!
– Не велено сегодня отпускать спиртное. Траур! Кофе могу подать, – ответил Андрюша.
– Кофе так кофе! – ухмыльнулся журналист.
Он вытащил из кармана плоскую бутылочку коньяка и сделал несколько глотков.
– Не желаете? – спросил он Капитана. – «Малый шлем», канадский, дерьмо!
– Я только по праздникам, а сегодня траур, – отказался Капитан. – Как ваши очерки о круизе?
– Не будет очерков. Пошел я сегодня к преемникам Юрия Николаевича за авансом… Ничего не надо, говорят, в круиз за наш счет прокатился – и ладно! Дали деньги на билет до Москвы, сказали: «Уезжай сегодня же! И ничего об этой поездке не публикуй! Не то все, что на тебя потратили, по суду вытащим». Так-то!
– Поздновато уже в аэропорт? – посмотрел на часы Капитан.
– Ничего вечерним поездом, плацкартным уеду.
Месяцем позже похоронили Машу Громову, умершую от только что открытой болезни «смертельная бактерия». Свою квартиру, деньги и машину она завещала Капитану.
В мае сорок пятого
Триллер
Берлин пал. Пахло весной, разлагавшимися трупами, гарью. Поблескивая только что полученным орденом Александра Невского, капитан Ананьев вошел в подъезд стилизованного под средневековый замок многоэтажного дома.
Ананьев начал воевать с октября сорок первого. Впервые понюхал пороха под Москвой младшим лейтенантом – переводчиком политотдела армии. С этим политотделом дошел до Берлина, обрастая сначала «кубарями», а позже звездочками на погонах. Отвоевал Ананьев неплохо – ни единой царапины, хотя лез в самые жаркие места. Поначалу это была лихость штатского человека, стремившегося доказать кадровым офицерам, что и он чего-то стоит. Со временем потребность рисковать стала неотъемлемой чертой его характера. Начальство критиковало Ананьева за ухарство, но высоко ценило сделанное им. Четыре ордена оттягивали гимнастерку капитана. «Александра Невского» он получил за Польшу – уговорил сдаться целую немецкую дивизию, попавшую в окружение. Знал Ананьев, что и за Берлин его представили к ордену и воинскому званию майор.
Не смотря на храбрость в бою и самостоятельность в суждениях, Ананьев умел приспособиться к причудам начальников политотдела. Четырех пережил он. Пережил капитан и трех боевых подруг: Лину, Лилю, Лену. Все они были замужними женщинами, знавшими, что и Ананьев женат. Все они погибли в разное время при разных обстоятельствах. Последняя – Лена – в апреле, на Зееловских высотах. Шальной осколок попал ей в переносицу.
Бог миловал Ананьева: он не видел смерти ни одной из подруг. По возвращению с задания его подводили к свежему холмику, увенчанному фанерной пирамидкой со звездочкой. Ананьев привык к смерти. Сам неоднократно был на волосок от нее, ежедневно видел гибель других. А сколько раз ему самому приходилось брать в руки автомат или выхватывать из кобуры пистолет – со счета сбился!
Ананьев недолго страдал после гибели подруг. К подтянутому щеголеватому офицеру всегда тянулись женщины, и он быстро находил замену. Главным условием было, чтобы имя новой подруги начиналось на «Л». Ведь дома его ждала жена Лия. Сейчас капитан «холостяковал». Работы на него свалилось много, а женщина с нужным именем ему не попадалась.