Обитель милосердия (сборник) - стр. 30
– Паскудина, – процедил Никитин.
– Ну-ну, не больно. А то, если что, вмиг оформлю, – пригрозил майор. Пригрозил, впрочем, без души. Видно, команды «разобраться» не поступило. – В общем, начальство из области понаехало. Потом из Москвы какой-то замминистра. Так что никак нельзя. Но взамен за твою работу аж тройной коэффициент применён. Сказал, сможете залиться.
– Я и говорю, паскуда! – повторил Никитин. Сложил руки рупором.
– Бадайчев! Ты – дешёвка! – заорал он во всю силу лёгких. Но крик потонул в звуках марша и скандированиях демонстрантов. Единственный расслышавший – майор – с перепугу ухватил Эдика за плечо. Забегал глазами в поисках подчинённых.
– Ладно, проехали! – Никитин стряхнул с плеча чужую руку.
– Передашь после от меня своему: что я ему не холуй, чтоб об меня ноги вытирать. А за подлянку положено отвечать.
Развернулся и зашагал к колонне.
– Ишь каков! – протянул вслед озадаченный майор. – Не, не понимает русский мужик, когда с ним по-доброму. Другой бы за такие деньжищи по гланды вылизал, а этот кочевряжится. Надо же, три коэффициента. Это ж сколько, если навскидку?
Глазки майора заблестели – принялся считать.
Эдик добрался до своих. Убрал глаза, чтоб не встретиться с сострадающим Нинкиным взглядом.
– Ступайте домой… Я после, – прохрипел он через силу. Не разбирая дороги, шагнул, дерзко рассекая праздничную колонну.
– Пожалуйста, догони! – перепуганная Нинка подтолкнула отчима следом.
На развилке влево от тротуара отпочковалась пыльная, сползавшая к волжскому берегу тропинка, упиравшаяся в знаменитый Никитинский терем. Но Никитин, будто не заметив ее, как шел размашисто, так и продолжал вышагивать в сторону центра.
Отчима давно уж насторожила эта нацеленная походка. Прибавив ходу, догнал, ухватил за рукав.
– Промахнулся, Эдичка. Дом-то слева остался, – душевно подсказал он.
По колючему выражению глаз, по сведённым скулам понял – не промахнулся. В конце улицы в лучах солнца сияло свежее, празднично украшенное здание с широченным транспарантом по фасаду: «Седьмого ноября 1985 года, к Дню Великой Октябрьской социалистической революции, состоится торжественное открытие Лекторского центра по пропаганде основ марксизма-ленинизма».
– Ты чего надумал-то, басурман? – Отчим, догадавшись, аж задохнулся. – Своей головы не жалко, так о Нинке с сыном подумай… Ну, погодь, давай обсудим… Тут как раз по полстакана осталось, – он побултыхал бутылку, что с утра таскал в кармане, прикинул на просвет. – Добьем, и всё сразу путём покажется. А хошь, и мою долю махни! Пойми! Жить нам здесь. А они власть. И мы для них кролики. Только вякни и…
– То-то и есть, что кролики, – процедил Эдик. – Сидите, шантрапа, по клеткам и ждете безропотно, чего еще над вами удумают.
Развернул отчима к тропинке, лёгким пинком под зад придал ускорение. Отошел на пять метров, остановился и, пугая прохожих, крикнул:
– А я не кролик! И никому себя держать за оного не позволю!.. Э!.. Чего с вами?!
Резко повёл плечами, будто разрывая незримые цепи, и – зашагал навстречу кумачовому транспаранту.
– Чего-й-то он? – подтолкнула отчима подвернувшаяся соседка с кошелкой.
– А то, что баламут! – отчим печально покачал головой. – Правду, видать, мне говорили, что мать его по молодости с цыганом путалась. И чего Нинке скажу?