Обитель Чёрной Черепахи - стр. 47

В таких беседах прошла эта ночь и с наступлением рассвета я проснулся. После Горных Врат 艮门 (каньмынь), где находятся небесные животные, мне предстояло преодолеть Громовые Врата 震门 (чжэньмынь), где живут боги.

День после восьмой лунной ночи под созвездием Ковша в Обители Чёрной Черепахи

Этим утром я встал необыкновенно лёгким и внутренне собранным и уравновешенным, вероятно, оттого, что вечером искупался в холодной воде быстрой полноводной реки, а, может быть, оттого, что луна вошла в стадию равновесия, когда энергии Ян и Инь не перетягивают друг друга в свою сторону. В этот день мне нужно было выйти из Воды и подняться в Гору. Предстояла новая дорога к моему совершенству. Я, наконец-то, должен был окрепнуть в своём духовном становлении, став воином, защищённым панцирями своей личной философии и мудрости спереди и сзади, как черепаха, и обрести в своём теле крепость, которую невозможно разрушить или чем-то повредить. Я должен был понять суть своего собственного существования, моей экзистенции во всех мирах, когда в своём становлении становишься самим собой, когда собственная самость превращается в неразрушимую основу самого себя, и, наконец, когда в самом себе обретаешь своё собственное «я», не смешивающееся со всем внешним миром. Ведь для того чтобы объять весь мир, вначале нужно полностью от него отделиться.

В этот день, направляясь в университет, я находился под стихией Дерева. Был вторник. И мне нужно было ориентироваться на мою планету Юпитер, чтобы добиться успеха дня. Я решил ближе сойтись Оленем-Единорогом, потому что он духовно тяготел к тем же ценностям, что и я, являясь как бы моим единомышленником среди всех преподавателей моей кафедры.

Когда я ехал в Университет на трамвае, я думал о том, кем же я стал после купания в холодной воде реки. До этого я был Драконом, но с того момента, как я искупался в реке, я стал Черепахой. Я посмотрел на свои ноги и руки, они не изменились, я их хорошо видел и мог обозревать даже свои плечи, грудь и часть живота, но вот я не был не в состоянии посмотреть на свою спину, как это делают лебеди ли журавли. А это значило, что моё тело не являлось гибким и совершенным, чтобы я имел возможность рассмотреть его целиком. Я двигался только по плоскости, и не умел летать, как это делают птицы. Но с другой стороны, черепаха имеет ещё более неповоротливое тело. Она не способна, ни согнуться, ни разогнуться, ни сесть, ни встать. Всю жизнь она движется и живёт в одном и том же положении, ползая на животе, и ничего не может с собой поделать. Но она всё же совершеннее меня, так как приспособилась жить на суше и в воде.

Я огляделся по сторонам, вокруг меня ехали пассажиры, стоя и сидя. Если бы среди них появилась черепаха, то ей пришлось бы пробираться среди них ползком на брюхе. Вероятно, никому из них не приходила в голову мысль сравнить себя с черепахой. «О чём же они думают»? – пронеслось у меня в голове. Уж, наверное, не о том, о чём думаю я. У каждого из них были свои мысли, каждый из них жил своей собственной внутренней жизнью. Вот было бы интересно заглянуть в их головы и узнать, что их тревожит, в какие области мышления они погружаются, как они обозревают мир, верят ли они в какой-нибудь высший разум. Наверняка, среди них есть верующие люди, которые посещают церковь. Но как они представляют Бога, и что думают о том идеальном мире, в котором Он правит? Но для того, чтобы в такой мир поверить, нужно отбросить разум и полагаться только на чувства. Ведь, без всякого сомнения, такой мир существует. Но является ли он таким, каким они представляют его? Или этот мир совсем другой, такой, которым видят его китайцы вот уже десять тысяч лет подряд? И ту мне вспомнились слова Гёте, которые он написал в своём труде «Dichtung und Wahrheit» – «Поэзия и правда», и которые полностью отражали особенность западного мышления: «Христианская религия колебалась между её исторически сложившимся позитивным учением и чистым деизмом, основанным на понятии нравственности и, в свою очередь, призванным насаждать таковую. Различие характеров и убеждений проявлялось здесь в бесчисленном множестве оттенков. Тем более, что на всём этом сказалось ещё одно, едва ли ни главное различие, определившее тогда же всплывший вопрос: в какой мере должен и может участвовать в образовании наших религиозных убеждений разум, и в какой – чувство. Самые талантливые и духовно значительные люди, в этом случае, уподобились мотылькам, которые позабыв о стадии гусениц, сбросили кокон, в котором достигли своей органической зрелости. Других, более скромных и прямодушных, можно было бы сравнить с цветами: уже расправив лепестки для пышного цветения, они, тем не менее, не отрываются от корня, от материнского стебля, более того, – именно благодаря этой нерушимой семейной связи и приносят желанный плод».