Обитатели потешного кладбища - стр. 67
Увлечения мсье Деломбре менялись быстро: начинал строить обсерваторию, а построил орнитологическую башню; но и птицами барон еще в молодости быстро переболел, а причудливая постройка, как свидетельство кратковременной страсти, осталась. Много раз он порывался снести ее, но Арсений Поликарпович отсоветовал, и был прав: Скворечня, хоть и не предназначалась для проживания, выручала не один год, в ней селились бедствующие эмигранты, после них оставались личные вещи, книги, газеты, даже картины, кое-кто уехал в Америку, кое-кто вернулся на родину. Александру это было знакомо.
– Многое испортилось, – сказал Арсений Поликарпович.
Спальное белье пришло в негодность, узкая солдатская койка, вбитая в пол и стену, слегка отсырела, прогибалась и трещала, когда на нее садились.
Внешняя винтовая металлическая лестница, узкая, изрядно ржавая, обросла вьюном. Идти было неудобно. У Александра сильно закружилась голова.
Через маленькую узенькую дверцу они вошли в небольшое помещение на третьем этаже:
– Библиотека, – сказал старик. – Так эту комнату окрестил прежний жилец. Я вам про него потом расскажу.
Весь пол библиотеки был устлан ровным ковром мусора: мелкие клочья бумаги, ватина и тканей…
– Крысы и птицы, будь они неладны!
Ящики с типографскими тиражами: «Вестник РСХД», «Новый град», «Версты» и другие. Много ящиков. Это я потом подробно посмотрю, подумал Крушевский. Сборник парижских поэтов. Интересно. Пробежался по именам. Ни одного знакомого. Так, а это что? Примитивный печатный станок!
Большая безупречная паутина, натянутая между конторкой, лампочкой и карандашницей. Стопки старых лохматых томов – то корешком, то обрезом – поднимались под потолок и тихо покачивались. Подоконники прогибались под тяжестью брошюр, машинописных пачек, рукописных опусов и книг, – они скрывали окна по самые форточки.
– Ну, как? Впечатляет, вижу.
Александр кивнул.
– Да, впечатляет, – повторил Боголепов, оглядывая комнату. – Еще как…
Книги были повсюду! Даже конторка стояла не на ножках, а на хорошо подобранных книгах, и сидели здесь, совершенно очевидно, на книгах тоже. Ремингтон с вращающимся валом для разных шрифтов; запечатанные и распечатанные катушки с лентой, пузырьки с чернилами, самопишущие перья, пачки пожелтевшей писчей бумаги, карандаши и прочие канцелярские мелочи.
Арсений Поликарпович костылем сбил с потолка почерневшее от времени осиное гнездо.
– Запустили мы тут немного. Рук на все не хватает…
Старик суетился, стучал костылем в пол. Согнулся, встал на четвереньки…
– Тут где-то внутренняя лестница была…
Крушевский сел на ящик с журналами, расстегнул пуговицу, снял шляпу. Тошнило. Полистал сборник. Отложил.
Боголепов ползал, как большая крыса, двигал книги, расчищал мусор.
– Помогите-ка мне! У меня нога… – Крушевский ринулся на помощь. – Уберите-ка этот хлам. Где-то здесь, под бумагами, должен быть люк. А, вот он, вот! – Старик потянул за ручку и, поднимая бумажный ворох и облако пыли, открыл ход. – Вот вам лестница на второй этаж. Там – хранилище. Ну что, идем?
Крушевский кивнул.
В хранилище был такой же беспорядок; стены были оклеены листовками, на крючках висели подшивки газет, на полках шкафов лежали тетрадки и папки, из ящичков шрифткассы торчали металлические пластины, штампы, на небольшом станке лежала заготовка верстки, на полу валялись журналы, рисунки, литеры, – тут словно много лет назад прошел обыск, и с тех пор сюда не возвращались.