Обещание - стр. 23
Вон они летят – выпархивают в дверь комнаты, дальше коридор, дальше в окно. Вон они поднимаются над городом и псалмовидной стайкой устремляются к ферме в поисках той, ради кого поются. Огибают холм и спускаются к лужайке, проникают в дом через заднюю дверь и на птичьих ногах пересекают кухню – словно бы свет слегка поменялся на какие-то секунды.
Антон поднимает глаза от стола, за которым сидит. Что это такое было? спрашивает.
Гм-м-м? Саломея на своем обычном посту перед раковиной, на него глядит ее отражение в окне.
Да нет, ничего. Показалось… Все еще отупевший от сна, он пьет крепкий кофе из кружки и ест кусок тетиного молочного пирога. Скоро сахар подействует, взбодрит его. Он притрагивается к стежкам на лбу, ему мешает их чужеродность, беспокоит пульсирующая боль в зашитом месте.
В молчании меж этими двоими нет ничего неуютного, тягостного. При ней он рос, делал первые шаги, младенец, потом золотой мальчик, потом то, что он сейчас, и она пеклась о нем всю дорогу. Когда был совсем маленький, он называл ее мамой и пытался сосать ее грудь, обычное для Южной Африки недоразумение. Секретов между ними нет никаких.
Вдруг на него накатывает злость, и он резко отталкивает блюдце с остатками приторного мельктерта.
(Вчера я убил такую же, как ты.) Как с армией покончу, я уеду за границу.
Йа?
Стряхну с себя эту страну, смахну ее пыль с обуви и не вернусь никогда.
Йа? Звон ножей и вилок. И куда отправишься?
О, ну, говорит он. На этот счет у него определенности меньше. Да мало ли куда.
Йа?
Я английскую литературу собираюсь изучать. Не здесь, за рубежом где-нибудь. После этого моя главная цель – написать роман. Потом, может быть, стану юристом или просто деньги начну зашибать, большие деньги, но вначале хочу попутешествовать, мир повидать. А ты, Саломея, не хотела бы мир повидать?
Я? Как бы я это могла? Она вздыхает и начинает вытирать тарелки большим полотенцем. А правда, спрашивает она, что я теперь мой дом получу?
А?
Лукас говорил с Амор на холме вчера. И она ему сказала, ваш папа отдаст мне мой дом.
Я ничего про это не знаю.
Ладно, говорит она. Не обеспокоена внешне, хотя ни о чем другом не думала после того, как услышала. Быть владелицей дома, держать эти бумаги в руке!
Лучше спроси моего отца, говорит он.
Хорошо.
Он смотрит на ее непроницаемую спину, на которой он младенцем катался бессчетное число раз, глядит, как Саломея перемещается туда-сюда вдоль разделочного стола, перенося стопки тарелок в шкаф.
Да, говорит он рассеянно. Спроси лучше его.
Вопрос насчет дома, пройдя путь от его матери к сестре, от сестры к Лукасу, от Лукаса к Саломее, теперь заронен в него крохотным темным семенем и потихоньку начинает прорастать. Он приходит ему на ум пару часов спустя в другой комнате на противоположном конце города в почти случайный момент – когда он застегивает рубашку.
Знаешь, что моя младшая сестра сказала Саломее?
Кто такая Саломея?
Женщина, которая… Служанка наша.
Разговор происходит в спальне на верхнем этаже просторного дома в зеленом пригороде. Антон обращается к полногрудой блондинке, школьнице выпускного класса, с которой только что взрывчато и по-животному совокупился. Налицо смятая постель, полураздетость, приятная истома в паху.
И что твоя сестра ей сказала?
Что мой отец пообещал ей дом.