О воле в природе - стр. 5

из них мне знакомы, и я боюсь, что найдется еще несколько господ, которые заняты такими подкопами и имеют невероятную дерзость допускать возникновение пространства a posteriori, как следствие, как простое отношение вещей в нем, утверждая, что пространство и время – происхождения эмпирического и принадлежат телам, так что лишь наше восприятие сосуществования тел создает пространство, точно так же как наше восприятие последовательности изменений создает время (Sancta simplicitas![10] как будто слова «подле» и «после друг друга» могут иметь для нас какой-либо смысл без предварительных, дающих им значение интуиций пространства и времени!), и что, следовательно, если бы не было тел, то не было бы и пространства, которое, таким образом, уничтожилось бы вместе с их исчезновением, точно так же, как при уничтожении всех изменений остановилось бы и время^>11.

И такой вздор серьезно преподносится 50 лет спустя после смерти Канта. Но именно подкоп под кантовскую философию и служит здесь целью, и эта философия, если бы тезисы этих господ были верны, конечно, сразу рухнула бы. Но, к счастью, это – утверждения такого рода, которые вызывают не спор, а только презрительный смех: дело в том, что они представляют собою ересь не против кантовской философии, а прежде всего против здравого человеческого смысла, и нападение в данном случае делается не столько на известный философский догмат, сколько на истину a priori, которая как таковая составляет самый разум человека, и потому для всякого, кто находится в здравом уме, мгновенно выступает во всей своей очевидности как 2 × 2 = 4. Приведите ко мне мужика от сохи, растолкуйте ему, в чем дело, и он скажет вам, что исчезни все предметы на небе и на земле, пространство все-таки останется, и прекратись все изменения на небе и на земле, время не перестанет идти. Как достоин уважения в сравнении с этими немецкими горе-философами французский физик Пуилье, который, не печалясь о метафизике, не забывает, однако, включить в первую же главу своего общеизвестного, положенного во Франции в основу официального преподавания учебника физики два обстоятельных параграфа, один о пространстве (de l’space) и другой о времени (du temps), где он объясняет, что, если бы вся материя исчезла, пространство все-таки осталось бы, и что оно бесконечно, и что, если бы всякие изменения прекратились, время продолжало бы идти своим чередом без конца. При этом он не ссылается, как во всех других местах своей книги, на опыт, потому что в данном случае последний невозможен, – и тем не менее Пуилье говорит с аподиктической уверенностью. Ему, как физику, наука которого безусловно имманентна, т. е. ограничена эмпирически данною реальностью, – ему и в голову не приходит спросить, откуда он все это знает. Канту это пришло в голову, и как раз эта проблема, которую он облек в строгую форму вопроса о возможности синтетических суждений a priori, стала исходной точкой и краеугольным камнем его бессмертных открытий, т. е. трансцендентальной философии, которая, отвечая на данный вопрос и сродные ему, тем самым показывает, как обстоит дело с упомянутой эмпирической реальностью^>12.

И семьдесят лет спустя после того, как появилась «Критика чистого разума», и после того, как слава ее наполнила собою мир, эти господа имеют дерзость предлагать такие давно устарелые и грубые нелепости и возвращаться к прежнему невежеству. Если бы